Избавившись от осады и вздохнув свободно, монастырцы жестоко отомстили всем крестьянам, принимавшим участие в бунте. Под предлогом выслушания всемилостивейшего манифеста были собраны крестьяне к северным вратам монастыря. Их окружили солдаты и силою вдвинули во внутренность ограды. «Тех, кому выпал жребий принять возмездие за измену и убийство, возводили на крыльцо при верхнем жилье верхнего корпуса, по отобрании допросов в военном суде, тотчас на этом крыльце секли кнутом и кого бездыханного, кого едва дышавшего сбрасывали со стены за монастырь в рытвину, промытую вблизи током весенних и дождевых вод; кто оставался в живых под ударами кнута, тот умирал в снегу по падении в рытвину» [291] . Таких несчастных было 29 человек, а на всех остальных были разложены денежные убытки монастыря, простиравшиеся до 1026 руб. 21 коп.

Казнь и истязания не могли смирить волнующихся, и монастырские крестьяне уходили в толпу мятежников, которая, опасаясь встречи с правительственными войсками, отодвинулась к Челябинску, покинутому Деколонгом.

Последний, имея в своем распоряжении три легкие полевые команды, считал себя не в силах подавить восстание и действовать наступательно. Он делал по временам вылазки из Шадринска, разгонял бродившие в окрестностях его шайки, наносил им, как, например, при Уксянской слободе, значительные поражения, но отойти от Шадринска на дальнее расстояние не решался и доносил, что силы мятежников с каждым днем растут все более и более [292] . Это были остатки толпы Белобородова, разбитой майором Гагриным, шайки, отступившие от Шадринска и Долматова, и, наконец, башкирцы, собравшиеся на берегах реки Мияса. Видя бездеятельность Деколонга и разузнав, что у него вовсе не так много войск, как было сказано в объявлении, мятежники стали смелее.

Башкирцы разорили и ограбили деревни Иткульскую, Брылину, Усть-Миясский винокуренный завод и село Каргопольское. Одна из мятежнических партий, под начальством Осипа Сазонова, подходила к Троицкой крепости, два раза пыталась овладеть ею, но была отбита [293] ; другие шайки, предводительствуемые, к сожалению, по преимуществу священниками, дьячками и пономарями [294] , обратились к Тюмени, Туринску, Краснослободску, и наиболее значительная подошла к Кургану.

Появление их вызвало со стороны сибирского губернатора Чичерина энергическую деятельность. Из ямщиков городов Сургута и Березова, с прибавлением к ним конфедератов, он сформировал гусарскую роту. Тобольский президент Ефим Шевырин собрал из тобольского купечества 900 человек конных; тобольский ямской управитель Иван Борисов сформировал 120 человек из ямщиков и подгородных крестьян, по большей части отборных стрелков, имевших каждый при себе лыжи. Ополчение это, разделенное на четыре части, было разослано в Тюмень, Туринск, Краснослободск и Ялуторовск, причем в первые три пункта было послано, сверх того, и по одной рекрутской роте.

Пока части эти пришли по назначению, мятежники в числе 3 тысяч человек подошли к Курганской слободе. Для отражения их был сформирован отряд из 1900 человек крестьян и роты солдат с одним орудием, под общим начальством майора Салманова. Подходя к Кургану и оставаясь сам в резерве с 700 человек, Салманов отправил вперед капитана Смольянинова с ротою пехоты, 1200 человек вооруженных крестьян и одним орудием. Заняв Курганскую слободу и желая рассеять собравшуюся вблизи толпу, Смольянинов пошел ей навстречу, но изменившие крестьяне схватили его со всеми офицерами и выдали мятежникам. То же самое сделали крестьяне и с майором Салмановым. Инсургенты заняли Курган, оба предводители отрядов и некоторые из офицеров были повешены. Большая часть окрестных слобод с населением, простиравшимся до 18 тысяч душ, перешли на сторону мятежников. Чичерин приказал тогда, чтобы следовавшая из Кузнецка в отряд Деколонга 13-я легкая полевая команда была немедленно отправлена к Кургану. Присоединив к себе в слободе Байчанке секунд-майора Фадеева с рекрутской ротою, командир 13-й полевой команды, майор Эрдман, быстро двинулся к Кургану и был встречен мятежниками у Осиповой слободы. Смелою атакой Эрдман рассеял трехтысячную толпу, захватил всю артиллерию и письменные дела. Оставив на поле сражения до 600 тел, инсургенты отступили к Курганской слободе. Преследуя их, майор Эрдман в Иковской слободе был окружен толпою до 5 тысяч человек, приготовившихся к встрече и укрепившихся. По советам и указаниям местного духовенства [295] мятежники насыпали вал из снега и расставили орудия. Два дня продолжалась канонада с обеих сторон, и наконец майор Эрдман штурмовал Иковскую слободу. Мятежники были разбиты, бежали в Утяцкую слободу, и 24 марта Эрдман занял Курган [296] .

Такая же неудача постигла и прочие шайки инсургентов. От Краснослободска они были отбиты подпоручиком Фефиловым, потеряли все пушки и много пленных. Прибывшие в Туринск и Тюмень роты с ополчением перешли в наступление и преследовали мятежников. «Оных поражая, – доносил Чичерин, – разгоняют, предводителей ловят и присылают в Тобольск, слободы и деревни утверждают вновь присягою».

Все это происходило на границах Сибирской губернии, а вся Исетская провинция и северная часть Оренбургской губернии были в полном восстании и находились во власти мятежников. Уральская горная возвышенность, с ее населением и заводами, была единственным и прекрасным убежищем для Пугачева после поражения его под Татищевою крепостью. Если бы Деколонг из Челябы двинулся на юг, то Пугачев мог быть окружен со всех сторон, но бездействие этого генерала дало возможность самозванцу оправиться, собраться с новыми силами и появиться там, где его вовсе не ожидали.

Бегство Пугачева из Берды. – Освобождение Оренбурга от осады. – Награды губернатору и жителям. – Преследование самозванца. – Бой у Каргалы. – Бегство Пугачева в Башкирию.

В день сражения под Татищеве, поздно вечером, Пугачев прискакал в Берду в сопровождении только четырех человек свиты: Ивана Почиталина, Василия Коновалова, Григория Бородина и шурина самозванца, Егора Кузнецова. Опасаясь наступления князя Голицына и вылазки из Оренбурга, Пугачев приказал тотчас же сменить с караула всех крестьян и солдат, а на их места поставить яицких казаков, как людей более ему преданных и более опытных в сторожевой службе.

В Берде еще не знали о поражении товарищей, и потому распоряжение это удивило многих.

– Что за чудо, что нас сменяют не вовремя и гонят целыми толпами в Берду? – спрашивали караульные друг друга.

Наиболее любопытные обращались за разъяснением к своим командирам, а те, сами не зная ничего, шли в Военную коллегию. В числе первых, явившихся в главное управление самозванца, был Хлопуша. Он застал в комнате только одного писаря Васильева, от которого не получил удовлетворительного ответа.