Данила. Может быть он. Человек, занимающийся переводами для слепых, не должен быть болтливым. Его тоже считают странноватым. Вдруг да найдём общий язык?

Я медленно набрал номер. Длинный гудок. Второй. Я почувствовал облегчение. Скорее всего, нет дома. Для очистки совести — третий. Четвёртый. Ну, и последний для круглого счёта. В трубке что-то щёлкнуло.

— Алло? — переводчик азбуки Брейлля сидел дома и слушал музыку. Я чётко различал знакомую мелодию.

— Данила, это я. Саша.

— Ты? Ну наконец-то, старик! Что случилось? Татьяна все телефоны оборвала. Уже в морги обращаться хочет. Ты где?

— Я ушёл из дома, — мысль о ночлеге отпала сама собой. Я не вешал трубку, чтобы вспомнить название звучащей на заднем плане музыки.

— Ты с ума сошёл, старик? Вы поругались? Брось! Она уже обо всём сожалеет. Раскаи-вается, если хочешь. Давай, я ей позвоню, а ты подъезжай. Посидим. Поговорим.

— Позвони и передай, что деньги я отдам чуть позже, — проклятие, название никак не хотело вылезать из глубин памяти.

— Какие деньги? Она из-за тебя волнуется! Ты забыл с кем у тебя завтра встреча? Ему понравились рукописи! Это же успех!

— Я отдаю Татьяне все права на публикацию, — Мусоргский! Точно Мусоргский!

— Идиот! Ты же без неё ноль! Она тебя из грязи вытащила! Писать заставила! Прекрати дурить! — рассеивающий мглу распалился не на шутку. — Приезжай немедленно! Слышишь!

Я повесил трубку. «Ночь на Лысой Горе» — вот что слушал Данила. Я прижался лбом к мраморной стене. Обложили! Даже этот затворник, друг Гомера, втянут в облаву.

— Облом?! — рука в замшевой перчатке с обрезанными пальцами протягивала мне сигарету. — Не боись, Александр, книжка у тебя толстая. Куда-нибудь да пристроишься.

Сид отдал мне пачку «Пегаса» (как только догадался) и уже открытую бутылку «Посадского».

— Я тебя не спросил что купить, — он, словно прочёл мои мысли, — потому взял то же, что и себе. «Пегас» — дёшево и сердито, а уж в нашем возрасте, после «Жигулёвского» в разлив, с пеной стирального порошка, пить «Туборг» — пижонство.

Я затянулся, не выдыхая дыма, глотнул кисловато-горькой жидкости.

— Друзья выходит, ссучились? — проложил Сид. — По тебе видно. Неужто все до единого?

Я только развёл руками.

— Из всего этого барахла, не один не отозвался, — Сид вертел в руках мою записную книжку. — Слушай, ты, когда по карманам рылся у тебя бумажка с телефоном выпала. Может туда?

Он протянул мне замасленный прямоугольник. Я с трудом разобрал шесть цифр.

— Это же не московский.

— Ну и что? Главное код знать. Код города. Видишь, здесь ещё подпись — Игорь. Кто такой?

— Игорь? — я ещё раз осмотрел бумажку. — Похоже мой двоюродный брат. Мы на каких-то там похоронах обменялись телефонами. Лет десять назад.

— Просто класс! — усы Сида приподнялись в улыбке. — То, что доктор прописал! Далеко отсюда?

— Полтора часа с Курского вокзала…

— Чёрт возьми! Я как в воду глядел! Билет купил на электричку. Через полчаса уходит. Звони, и я ухожу. Не могу же я всю ночь с тобой нянчится.

— Я не уверен…

— Звони!

— Но на таксофоне через код… У меня на карте звонков не осталось!

— Чёрт, у меня тоже! Погоди-ка!

Через секунду Сид держал мобильный.

— Давай быстрее, а то народ волнуется, — он указал на маячившего неподалёку паренька.

3

Нажатие каждой циферки отзывалось противным писком. Процесс соединения знаменовался невообразимой трелью. Что-то среднее между пьяным сверчком и синтезатором «Лель» 1977 года производства, тужилось исполнить Моцарта.

— Да? — буркнули на том конце провода, или что там у мобильников.

— Игорь?

— Да.

— Это Саша.

— Какой Саша?

— Саша Завьялов.

Где-то в Калиновске воцарилась тишина. Можно сказать, гробовая тишина.

— Здорово, — отозвался, наконец, как говорят аристократы мой кузен.

— Здравствуй, Игорь, — я нелепо хихикнул. — Вот телефон твой вспомнил. Решил позвонить.

— Спасибо.

Чёрт возьми! Куда подевались знаменитые родственные связи. Мой братец отвечал так, словно его вытащили из сортира в самый ответственный момент. Я давно оборвал бы связь, если бы не ехидная ухмылка Сида.