Результаты «выборов». Выборы без выбора позволяли правящей партии решать следующие задачи: создавать видимость возможности равного представительства в органах власти коммунистов и беспартийных. В действительности выборы позволяли обеспечивать в составе депутатов доминирующие позиции членов КПСС. Приведу некоторые данные. Так, в 1987 году доля членов КПСС среди 2 321 766 депутатов, избранных в состав местных Советов, составляла 43,3 %, а беспартийных – 56,7 %. Но, учитывая удельный вес коммунистов в составе населения, представительство беспартийных в органах власти было в 6 раз меньшим. Причём с повышением уровня Советов норма партийного представительства возрастала. Для населения создавалась видимость легитимности формирования органов власти и возможности повлиять на политические решения. Для международной общественности был способ показать демократизм существующего государственного строя. Правда, для стран с развитыми институтами демократии эта видимость была очевидна.

«Социалистическая демократия» в СССР означала полный политический контроль в стране, охватывающий все сферы социальной активности, деятельности социальных групп, не допускающий никаких проявлений оппозиции и критицизма, не ставящий перед собой цели содействия развитию интересов рядовых граждан и организаций. Существующему политическому режиму была свойственна усиленная массивная пропаганда «преимуществ» форм политического мессианства. При этом формальность всегда выдавалась за действительность. Конституции, которые по своей природе означали договор государства и населения, в СССР носили характер ширмы, скрывающей действительные политические механизмы, поскольку существующий режим никогда не ограничивал себя им же самим установленными конституционными правилами.

Принятая система выборов приводила к усилению концентрации государственной власти в руках небольшой части партийно-государственной олигархии. Приведу ещё некоторые цифры. Так, в 1984 году в Верховном Совете было 1 449 депутатов. В их состав входило всё высшее партийное руководство: все члены и кандидаты Политбюро и Секретариата ЦК КПСС, первые и вторые секретари компартий союзных республик, первые секретари крайкомов и обкомов, заведующие и первые заместители заведующих отделами ЦК КПСС.

Всё высшее государственное руководство: заместители Председателя Совета Министров СССР, министры СССР, Председатели Советов Министров Союзных республик и их первые заместители, и заместители министра обороны, другие высшие военачальники, заместители председателя союзного КГБ и председатели республиканских подразделений.

Всё высшее советское руководство: Председатели Президиумов Верховных Советов союзных республик, президент и вице-президенты Академии наук СССР, президенты АН союзных республик, руководители ВЦСПС и творческих союзов. В целом эта группа, за немногими исключениями, совпадала с совокупным составом ЦК и ЦРК КПСС.

Механизм для проштамповки решений. Существовавшая система формирования органов представительной власти неизбежно вела к их законотворческому непрофессионализму. Мог ли Верховный Совет исполнять функции законотворчества, если в его составе было только два юриста – министр юстиции и генеральный прокурор? Но политический режим, в котором реальная власть принадлежала не советам, а партийно-государственному аппарату, и не нуждался в профессиональном законодательном органе. Единственное, что от него обязательно требовалось, – полная управляемость и предсказуемость в деятельности. Стоит посмотреть стенограмму любой сессии любого созыва, как в ней обнаружится по всем пунктам повестки дня обязательная запись «Кто за? Кто против? Нет. Кто воздержался? Нет. Принимается единогласно» В действующей системе власти ВС СССР была предназначена роль органа единогласного проштамповывания решений ЦК КПСС и Совмина, обладающих реальной властью. Очевидно, что формализм выборов находил своё продолжение в формализме деятельности представительных органов власти. Вот такая была в СССР «социалистическая демократия». Семидесятилетняя история выборов без выбора, когда номенклатурная система формирования партийно-государственной элиты скрыта ритуалом выборов, привела к тому, что у большинства населения выработалось ритуальное, а не реальное понимание участия в политической жизни.

В конце горбачёвской перестройки начала робкими шагами пробиваться практика альтернативных выборов. Сначала весной 1989 года стали выбирать народных депутатов СССР, затем весной 1990 – народных депутатов РСФСР. В них я участвовал фрагментарно, писал кому-то программы и выступления, ходил на митинги, но организацией выборов не занимался. В обществе всё более заметной становилась поляризация политических сил: поддержка демократов или коммунистов. Причём в стране явно ощущалась атмосфера надежды на перемены, естественно, к лучшему и эти надежды люди связывали с демократическими преобразованиями.

Сейчас принято если не ругать, то не хвалить Михаила Сергеевича Горбачёва, а я похвалю. Именно благодаря его политической воле состоялись эти первые альтернативные выборы в нашей стране. Напомню, что в 1988 году на XIX партийной конференции было принято решение о неограниченном числе выдвигаемых кандидатов и широком обсуждении. Сопротивление этому было жёстким, вспомним хотя бы Егора Кузьмича Лигачёва и его сторонников, но Горбачёв «продавил» это решение. Я в те годы много выступал с лекциями, проводимыми обществом «Знание», где рассказывал трудовым коллективам о демократической направленности перестройки. Всё-таки я лектором был неплохим, и мне всегда удавалось держать в напряжении аудиторию. Вспоминаю, как однажды мне пришлось выступать перед продавщицами магазина в обеденный перерыв. Они были на месте покупателей, а я стоял за прилавком и вещал о значении конференции.

Но один раз я потерпел почти полное фиаско. Должно было состояться моё выступление в ДК им. Русакова в Сокольниках. Народу собралось немало, несколько сотен человек. А мне-то что, я трибун! Я за перестройку, я почти демократ! Ага, демократ. Только ведущий, какой-то партработник, объявил, что будет выступать доцент Партийной школы, как поднялся такой шум в зале, что я еле-еле смог остановить человеческий (или нечеловеческий) рёв. Но я всё-таки овладел аудиторией, сказал, что я, конечно, на их стороне, и коммунисты-перестройщики тоже за демократию, и начал рассказывать про решения партконференции. Но надо было понимать, что москвичи были за опального Ельцина и что-то объяснять им – бесполезно. После нескольких «захлопываний», что было тогда очень модно на подобных мероприятиях, я был вынужден свернуть лекцию. Хорошо хоть не побили, а ведь могли!