Здесь я считаю уместным сделать одно отступление, чтобы не создалось впечатление о том, что учась в Партийной школе, а затем работая на кафедре научного коммунизма, я был каким-то ортодоксом. Напротив, моя предыдущая комсомольско-партийная биография привела к абсолютно твёрдому убеждению в порочности существующей практики работы партийной машины КПСС. Я был свидетелем, как эта машина буквально перемалывала судьбы людей. И всеми силами старался уйти от своего запрограммированного партийно-аппаратного будущего, и мне это удалось.

Во многом этому способствовало знакомство с Рудольфом Григорьевичем Яновским, другом моего отца, ещё по совместной работе в Лабинском горкоме партии в пятидесятых, начале шестидесятых, учёным, философом, ректором Академии общественных наук при ЦК КПСС. Наши взаимоотношения с ним заслуживают специального описания. Я относился к Рудольфу Григорьевичу с большим уважением, мы много беседовали, но меня удивляло то, что он считал нормальным безальтернативные выборы, хотя я уже был уверен в обратном. Благодаря ему я получил доступ к уникальной библиотеке Академии и стал самостоятельно изучать зарубежную социологию, политическую науку, социальную философию. Это были 1983–1985 годы. В 85 году я наконец-то вырвался, как мне казалось, навсегда из цепких когтей партийно-аппаратной машины и был принят в МВПШ. Это тоже было учебное учреждение, связанное организационно с партийной структурой, но это было высшее учебное заведение с гуманитарным образованием. Я был сначала слушателем, а затем меня оставили в партшколе на преподавательской работе на кафедре научного коммунизма. Так совпало, что это время было связано с демократическими переменами в КПСС и в СССР, вызванными горбачёвской перестройкой. Сегодня я с интересом обнаружил, что в течение всей моей жизни, начиная с тех времён, я твёрдо придерживался социал-демократических убеждений.

Заведовал нашей кафедрой Михаил Павлович Шендрик, полковник, бывший профессор военной академии и, как выяснилось, убеждённый сталинист. Но даже его захватили ветры перестроечных перемен. Он, не без моего влияния, заинтересовался социологией, и мы даже провели под его патронажем несколько социологических исследований, в том числе на автозаводе ЗИЛ и в некоторых городах Подмосковья, где у меня ещё сохранились старые связи. Не буду больше развивать эту тему, чтобы не превратить текст в мемуарное занудство.

В Московской высшей партийной школе тоже происходили перемены. Во-первых, ректор Вячеслав Николаевич Шостаковский стал одним из лидеров демплатформы в КПСС. Самый большой зал не мог вместить всех желающих, когда приезжали в партшколу провозвестники свободы слова Шатров, Коротич, Яковлев. Во-вторых, МВПШ стала называться Российским социально-политическим институтом, а кафедра научного коммунизма была переименована в кафедру теории социализма и политологии. И, что было очень важно для меня, на базе партшколы было создано самостоятельное подразделение «Институт социальных и политических технологий». Я пробился в него не без труда, пришлось показать руководству института мои познания и опыт в области социально-политических исследований. Мои таланты, доставшиеся мне во многом благодаря хорошим учителям. Один из них – Владислав Борисович Тихомиров, удивительный человек, доктор технических наук, физик-ядерщик, системщик. Характер его был непростой, недипломатический. Но он, поругавшись с начальством, через свои связи попал в исследовательский центр при ООН, увлёкся политологией и вернулся в Россию как основатель прикладной политологии. Я, Валерий Солодов и Сергей Таланов стали его учениками и последователями на кафедре в МВПШ.

Мои знания и опыт были оценены в Институте социальных и политических технологий по достоинству, и я получил должность главного специалиста. Началась новая, интереснейшая творческая полоса в моей научной и практической биографии, и, что немаловажно, благодаря хозрасчётным исследованиям, возникли материальные стимулы.

В марте 1991 года мы с коллегами по заказу ЦК Компартии РСФСР провели масштабное социологическое исследование «Социально-активные силы России: условия и пути их консолидации». Было опрошено около 17 тысяч респондентов в 24 регионах России и ещё более 900 экспертов: депутатов, директоров предприятий, предпринимателей, партийных, профсоюзных и общественных деятелей и даже представителей духовенства. Это была уникальная работа, но она облегчалась тем, что мы имели возможность привлечь к ней наших слушателей из МВПШ, как по привычке назывался наш вуз.

Я отвечал за экспертный блок исследования. Его результаты убедительно доказывали, что центростремительные силы в СССР были значительно сильнее центробежных, что не было никаких катастрофических противоречий между различными элитарными группами. Идеалом общества представлялся социализм с человеческим лицом, т. е. республика или федерация социал-демократической направленности. Я до сих пор убеждён, что в распаде страны детонатором стал субъективный фактор, конфронтация между Горбачёвым и Ельциным. Но это совсем другая история, напрямую не связанная с выборами.

От ЦК недавно образованной компартии РСФСР, которая в духе времени отделилась от КПСС, исследование курировал Иван Иванович Антонович, секретарь ЦК по общественным организациям (как бы сейчас сказали, главный пиарщик партии), прелюбопытнейшая личность. Доктор философских наук, профессор, работал в ООН и даже был позднее министром иностранных дел Белоруссии. В интернете можно даже прочитать, что он «известный советский и российский социолог». Почему я так много уделяю внимания этому человеку, да потому, что он стал моим кандидатом на выборах в народные депутаты РСФСР. А получилось так.

Мы с коллегами докладывали ему результаты нашего масштабного социологического исследования, познакомились. Даже показалось, что Иван Иванович что-то понимал в социологии и был настроен оптимистически. Кстати, за этот грандиозный проект Институт социальных и политических технологий не получил ни рубля. Да не в деньгах даже дело. Гораздо хуже, что результатами партийное руководство даже не смогло или не захотело воспользоваться, а все наши научно обоснованные рекомендации по стабилизации обстановки в СССР пошли коту под хвост. Такие вот умники были в ЦК. Но это стало известно позже.