Шрифт:
Вот только…
— Разве тут не должно быть пусто? Я почти уверена, что на дороге почти без путников толком нет клиентов. Но про это даже есть пословица. Что-то про рот дареного коня.
Ольгун лишь «пожал плечами».
Людей тут и не было много, но дела все же велись. Несколько лошадей — не очень ухоженные — были привязаны к столбу у главного здания. Небольшое собрание людей тут, парочка болтала и курила там. Все радовались отсутствию дождя вечером. На Шинс поглядывали с любопытством, ведь девушка путешествовала одна, но никак на ее прибытие больше не реагировали.
Пока она не ступила на скрипучее крыльцо центрального здания.
— Прошу прощения, мадемуазель?
К ней обратился мужчина, близкий по возрасту к старику, готовый к такому статусу. На нем были тяжелые и яркие ткани, что говорили: «Я торговец, который хочет показать, что может позволить себе больше, чем на самом деле».
Шинс не потянулась за рапирой, но она сосредоточилась на расположении своего оружия.
— Да?
— Просто… если вы пришли издалека одна, значит, дороги стали безопаснее?
Она не знала, с чем ей сравнить, чтобы понять насчет безопасности, но:
— Не думаю.
— Все еще полно дикарей?
Она сжала рукоять рапиры.
— Теперь меньше, чем раньше.
— Ах, — покровительственная улыбка торговца четко показывала, что он не поверил ни единому слову. — Что ж, благодарю за уделенное время.
Кивок, и Шинс толкнула дверь, запах готовой еды — и сильная концентрация пота путников — ударил по ее носу.
— Как тебе? — спросила она так тихо, чтобы никто не слышал. — Девушке явно не доверяют.
Ольгун передал эмоциями фырканье.
Квадратная комната. Квадратные столы. Даже стулья были такими. Все скрипело от годов использования, все впитало в себя столько запахов, что они стали важной частью мебели.
Это не было похоже на зал «Дерзкой ведьмы», но Шинс все равно ощутила тоску.
Скоро.
Это была не таверна. Большой зал был соединен через широкую дверь с чем-то, похожим на магазин. Тут были напитки и еда, но как дополнение к магазину, а не как отдельный бизнес.
Почти половина стульев была занята, почти половина клиентов перестала пить, жевать и говорить — некоторые группами — чтобы посмотреть на новую гостью. Снова ее юность и пол привлекали лишнее внимание, но почти все клиенты повернулись к своим делам с готовностью.
Шинс прошла к небольшой стойке у внутренней двери, посчитав девушку за ней официанткой.
— Привет.
Ее глаза расширились, она выдохнула:
— Ох, добро пожаловать.
Виддершинс твердо решила, что девушка не напоминала ей Робин. Шинс не хотела допускать этого. Она сунула два пальца в один из мешочков на поясе и вытащила пару монет, которые забрала как компенсацию за попытки бандитов навредить ей.
— Чашку лучшего на эти деньги, — монеты звякнули о дерево, Шинс вытащила вторую пару. — И тарелку лучшего на это, — звяканье металла о металл, ведь она положила монеты друг на друга.
Девушка моргнула.
— Ох, эм… — моргнула два раза. — Ладно. Сейчас будет, — моргнула еще раз.
Виддершинс отошла от стойки, выдвинула из-под пустого стола стул на одной ножке, закружила его и опустилась на него идеально, пока сидение вертелось. Умело игнорируя потрясенные взгляды, она отклонила стул на ножке и скрестила ноги на краю стола.
— Что? О, я не рисуюсь! — возразила она. — Просто… я хочу всем показать, что могу о себе позаботиться. Осторожность не помешает, да? Нет, это не одно и то же! Цель — не впечатлить людей, а… наоборот… Впечатлить другим… О, молчи.
Несколько минут Шинс развлекала себя, крутя рапиру, уперев ее в пол, придерживая рукоять пальцем, запретив Ольгуну хоть что-то говорить об этом. Он молчал, но она ощущала его смех.
— Если не перестанешь, я привяжу тебя к столбику снаружи. Будешь ржать с лошадьми.
Официантка или дочь хозяина, или кем она была, появилась перед столом с сосудом и тарелкой в руке. Тут ее сходство с Робин уменьшилось. Она была худой, как подруга Шинс, но пышные юбки и заплетенные волосы были совсем не в стиле Робин.
Но тоска воровки от этого не уменьшилась.
— И, — спросила она, когда официантка собралась уходить, — что с толпой? На дороге почти никого, а тут…
— О! Это, кхм… — девушка разглядывала пол, пока отвечала, будто ждала, что весенние цветы прорастут тут, спасаясь от погоды. — Не знаю, должна ли я распространять слухи на работе.