…У Красной Армии есть все необходимое, чтобы осуществить эту возвышенную цель. Не хватает только одного — умения полностью использовать против врага ту первоклассную технику, которую поставляет ей наша Родина».

Да, хоть и учились мы во фронтовых условиях, непрерывно учились, все ж этого было недостаточно. Приказ требовал от нас владеть своим оружием в совершенстве, «стать мастерами своего дела и научиться, таким образом, бить врага наверняка».

Не преувеличу, если скажу, не только сознанием — сердцем каждого фронтовика был принят этот приказ.

Где-то в начале второй половины мая заглянул к нам начальник политотдела дивизии старший батальонный комиссар Яков Иванович Ефимов, чтобы в подразделениях побывать, с людьми потолковать. Мы с Чекановым вызвались сопровождать начподива, только он сказал:

— Так ведь при вас о чем ни спроси красноармейца, он сначала на командира и комиссара полка поглядит, чтобы угадать желательный им ответ. Занимайтесь-ка своими делами, мы вот с вашим «комсомольским богом» отправимся.

Полковым «комсомольским богом» был у нас Петр Цуканов, в недалеком прошлом военный фельдшер, лично вынесший с поля боя более ста раненых бойцов. Политработники подметили в нем талант вожака молодежи, и Цуканов возглавил комсомольскую организацию части. Отважный и вездесущий, очень скоро стал он всеобщим любимцем, всюду его знали и ждали.

— Это даже хорошо, что Цуканов пошел, — заметил Чеканов. — Увидит начальство настоящую близость политработника к людям.

Начподив вновь появился на КП полка только к вечеру.

— Общее впечатление хорошее, — были его первые слова. — Люди знают приказ товарища Сталина, понимают, какой важный рубеж им доверен. Но почему у вас столько времени не проводилось полкового комсомольского собрания? Явное упущение, товарищи, непорядок!

Справедливое замечание. Прежде раскиданность подразделений артполка по разным участкам обороны дивизии, да и вся обстановка в той же «бутыли» и на правом фланге нашей армии, не позволяла собрать в одном месте всех комсомольцев полка: по батареям проходили их собрания. Мы к этому привыкли, считали вполне нормальным. Но теперь-то совсем другие возможности. И ведь напоминал нам с комиссаром Цуканов о полковом собрании, так нет, дождались замечания начподива. Признаться, до сих пор подозреваю, что «комсомольский бог» сам же и выхлопотал для нас то замечание. Молодец!

Непорядок надо устранять. Я взялся подготовить доклад о задачах комсомольцев, вытекающих из приказа № 130 Народного комиссара обороны, и дня через два пригласил Чеканова, Цуканова и секретаря партбюро полка политрука С. П. Ходосевича, чтобы познакомить их с наметками доклада. Думал, им понравится, да не тут-то было!

— Не вырисовывается пока доклад, — вздохнул Чеканов. — Это, Николай Николаевич, больше командирский инструктаж, чем доклад. «Необходимо», «требуется», «должны». Все в духе приказа, а приказы, как известно, не обсуждаются. Мы же заинтересованы, чтобы разговорилась молодежь, что-то свое предложила. А для этого надо вопросы перед ней ставить, советоваться с нею. По-настоящему советоваться, а не с высот наших.

Несколько обескураженный, смотрю на Ходосевича, Цуканова и вижу, они сполна разделяют мнение комиссара. Но ведь я уже не раз выступал с докладами такого рода на заседании партбюро, на партийном собрании, и получалось удачно, все собравшиеся тому свидетели…

Словно угадав мои мысли, Ходосевич проговорил:

— Да, доклад для молодежи подготовить труднее, чем для коммунистов. Это уж точно!

— Мы вам, товарищ подполковник, примеры подберем, что до сердца дойдут, — протянул мне по-братски руку помощи «комсомольский бог». — Есть такие примеры!

— Примеры-то есть! — продолжил секретарь партбюро. — Но вот какая штука получается. Когда к самому высокому боевому мастерству и мужеству будете призывать, как тут не вспомнить нашего Федора Чихмана…

Федор Чихман выбыл из полка задолго до моего вступления в должность, но я знал о подвиге этого комсомольца. В разгар боя на Бородинском поле — на том месте, где когда-то стояла историческая батарея Раевского, — наводчик Чихман остался у орудия один. Но бой продолжал, поскольку знал и умел выполнять обязанности любого из номеров расчета. Он поразил еще три танка, когда осколком вражеского снаряда ему оторвало правую руку. Богатырь устоял на ногах, левой рукой дернул боевой шнур затвора, и четвертый фашистский танк замер, задымился в нескольких метрах от неприступного орудия.

— Конечно же скажу о Федоре Чихмане!

— Вы не дослушали. Ясное дело, скажете! Но я про другое. Вот спросит какой-нибудь комсомолец докладчика: «А как надо воевать, чтобы заслужить орден?» Вполне могут спросить. Молодежи свойственно стремление отличиться. Она, можно сказать, требует такой возможности, Вон писарь финчасти забастовал: посылайте на батарею, здесь, мол, у чернильницы даже медали не заработаешь.

— Ответим на такой вопрос. Не сложно.

— То-то и оно, что сложно, товарищ подполковник!

Комсомолец Чихман уехал домой в Благовещенск без награды.

— Как без награды? — удивившись, глянул я на Чеканова.

— Да, тут неладно получилось, — нахмурился комиссар. — Сверху не подсказали, сами не решились. Вроде бы неуместно, отступая, наградные реляции составлять. Я не только Чихмана имею в виду. Многие у нас достойны наград — насмерть стояли! «Правда» про них, как про героев, писала…

Тут же решили, что командиры подразделений, партийное и комсомольское бюро представят нам с комиссаром список, характеристики людей, достойных орденов, медалей, и наградные листы на них будут оформлены немедленно. На комсомольском собрании про каждого скажем, за что представлен к награде. Договорились, что о самых лучших, в совершенстве знающих дело артиллеристах напишем в дивизионную газету «Ворошиловец». Договорились, что будем всячески популяризировать опыт мастеров обучения, воспитания молодых красноармейцев.