Шрифт:
А теперь Судиловский возглавил артиллерию стрелковой дивизии. Тут только поворачивайся, успевай за пехотой и танками, перестраивайся на ходу, с ходу и огонь веди. Конечно, нелегко пришлось человеку, не хватало ему опыта постоянного взаимодействия со стрелковыми частями. Не все поначалу получалось гладко, и это сказывалось на отношениях с командиром дивизии. Чувствовалось, генерал-майор В. П. Шульга не особенно благоволил к своему артиллерийскому богу. Но надо отдать должное полковнику Судиловскому: он не обижался, а терпеливо постигал новое дело, воевал и учился.
Командир корпуса отпустил меня в 274-ю. Полковника С. М. Судиловского я нашел на наблюдательном пункте. Он кратко доложил обстановку. Настроение у офицера было приподнятое: дивизия первой преодолела Западный Буг и вступила на польскую землю. И, понятно, в этом успехе немалую роль сыграла его артиллерия.
Зашла речь об отражении недавней контратаки.
— Конечно, не подкинь корпус «катюши», было бы нелегко, — сказал Судиловский. — Но, пожалуй, и сами бы справились. Отлично действует восемьсот четырнадцатый артполк. Его командир Котлярский настоящий ас-артиллерист. Присмотрелся и к полковой артиллерии. Там тоже молодцы, все время с пехотой, огнем и колесами ее сопровождают. Ну а за помощь спасибо: на плацдарме каждый снаряд на счету.
Было приятно все это слушать: наш бээмовец успешно врастал в дело. Подтвердил такое мнение и Василий Павлович Шульга.
— Доволен Судиловским, — коротко сказал он. — Посмотрел его в бою. Вполне доволен!
На корпусной наблюдательный пункт я возвратился к ночи. В это время приступила к форсированию Западного Буга и третья наша дивизия — 134-я. Она переправлялась на правом фланге — севернее Кладнева. Хотя фашисты продолжали оказывать сильное сопротивление, захваченные плацдармы расширялись, соединялись и к вечеру 21 июля 1944 года советские войска на шестидесятикилометровом фронте продвинулись на 15–20 километров в глубь территории Польши.
Вместе с советскими войсками вступили на родную землю и воины 1-й польской армии. Встречая их, невольно вспоминал, как десять месяцев назад у местечка Ленино видел польских солдат впервые. С того времени многое изменилось. Тогда бои велись на границе Смоленщины и Белоруссии, а теперь мы за Бугом! Тогда была единственная польская дивизия, а в ней — единственный артполк. Теперь в боях участвовала уже польская армия со значительным количеством артиллерийских частей.
Как-то мне повстречался офицер-артиллерист, на его фуражке блестел польский орел. Он вытянулся и лихо козырнул. Присмотревшись, я узнал в нем того самого капитана, с которым беседовал на Смоленской дороге.
— Поздравляю с прибытием на родную землю!
— Спасибо! Да, мы, поляки, дождались радостного дня. За это благодарны Красной Армии.
Таких встреч с польскими товарищами случалось немало. Но, надобно сказать, обстановка в Польше тех дней была непростой. Реакционные силы по указке своих лидеров, находившихся в Лондоне, вели враждебную по отношению к нам пропаганду, всячески препятствовали сплочению и мобилизации поляков на борьбу с нашим общим врагом — фашистскими захватчиками. Однако пропаганда, построенная на лжи и обмане, не могла пустить глубокие корни в сознании народа.
24 июля был полностью очищен от гитлеровцев один из древнейших польских городов — Люблин, который стал до освобождения Варшавы временной столицей возрожденной Польши.
Повсюду нас встречали толпы ликующего народа. Впервые в истории Польши армия другой страны вступила на ее землю как освободительница. Сколько искренней, душевной благодарности было в радостных возгласах: «Нех жие Червона Армия!» Жители протягивали солдатам букеты цветов, обнимали, целовали, наперебой приглашали в дома.
Вспоминая те дни, не могу умолчать о фашистском лагере смерти Майданеке под Люблином. Осмотрев лагерь, мы покидали его с чувством глубочайшего сострадания к замученным людям и жгучей ненависти к тем, кто творил здесь страшное дело. Видел я печи, где фашисты сжигали своих узников, видел трупы, наспех закопанные в больших ямах на окраине лагеря. Видел мешки, до отказа набитые женскими волосами, педантично подобранными по цвету. Смотрел и толстые книги учета. Много страшного довелось там увидеть. Но почему-то особенно жуткое впечатление производил склад обуви. Кроме громадного барака, доверху заваленного всякой обувкой, рядом стояли еще и навесы, под которыми она высилась грудами. Обувь всех фасонов и размеров. Вместе с изношенным бедняцким сапогом лежал новый лакированный ботинок. Рядом с изящными дамскими туфлями валялись простенькие стоптанные босоножки. И тут же детская обувь разного цвета. Тысячи штук башмаков лежали навалом: их гитлеровцы еще не успели разобрать. А рядом — уже обработанные: штабеля подметок, каблуков, задников. Все тщательно сортировалось, складывалось, готовилось к вывозу.
Жуткая, никогда не забываемая картина!
Жгучая ненависть к врагу прибавляла нашим воинам сил. Войска левого крыла 1-го Белорусского фронта, выйдя на рубеж Лукув, Люблин, главными силами двинулись к Висле. 25 июля 1944 года передовые соединения 2-й гвардейской танковой армии вырвались к реке. Танкисты овладели на восточном берегу Вислы городами Демблин и Пулавы, а затем устремились вдоль реки на северо-запад — к восточному предместью Варшавы.
Наша 69-я армия получила задачу выйти к Висле на рубеже Пулавы, Юзефув и захватить плацдармы на ее левом берегу. Рассчитывая упредить гитлеровцев и не дать возможности их резервам, а также отходящим частям занять оборону по реке, командарм генерал-лейтенант В. Я. Колпакчи приказал выслать к Висле от корпусов усиленные передовые отряды.