— Я не знаю, Фелиция… Не знаю, кого он любит. Ты хочешь его защитить? Я, правда, очень рад, что ты так привязана к брату. Но думаю, этот разговор нет смысла продолжать.

Глядя, как косые лучи солнца врываются сквозь ещё не раздвинутые с вечера тяжёлые, бардовые гардины, оставляют блики на металлических ручках дверец шкафов, Фелиция вздрогнула, словно бы от удара плети. Нервно кусая губы, женщина спросила отца, почему считает, что нет смысла продолжать их беседу.

— Потому что я думаю одно, а ты — другое, и не хочу, чтобы у тебя сложилось неправильное обо мне мнение, будто бы я задался целью переманить тебя на нашу сторону. Я понимаю, ты любишь и того, и другого. И тебе сложно выбрать.

— Мне жальче Адриана. Я знаю, ты с ним, и у него всё будет хорошо. А с Джеральдом нет никого. Поэтому я…я…выбрала его. Но это не значит, что я против вас! Я люблю всех одинаково!

Гарольд эмоционально, страстно воскликнул, что Джеральд должен понять, что он негодяй! Мужчина даже стукнул кулаком по письменному столу, и на пол, на алый ковёр упал какой-то конверт. Фелиция вздрогнула вновь. Она любила отца, но почему-то впервые с его возращения, поймала себя на мысли, что чувствует, словно бы ей приходится заново знакомиться с ним. Взяв себя в руки, леди спросила, зачем ему Адриан, ведь он почти его не знает. Мальчику стукнуло всего четыре, когда Гарольд уехал, и до этого они не общались. Юноша и его дедушка, по сути, являлись, чужими людьми, когда вернулся последний.

Гарольд даже возмутился:

— Он — мой внук, и я люблю его! Ты прекрасно знаешь, что я хотел его усыновить. Тебе это о чём-то говорит? И ни на секунду о нём не забывал все эти годы. И о Филе тоже, и о тебе, и даже об этом мерзавце!

Фелиция неожиданно улыбнулась.

— Помирись с сыном, — глубоко вздохнув, успокоившись, мягко сказал отец. — Ты взрослее, ты больше видишь… Что с него взять? Он так молод. Амбициозен, импульсивен… Хотя, не скрою, что полностью его поддерживаю.

Ласковую, добрую улыбку с лица женщины как ветром сдуло, и она ответила, что не может, что сын тогда станет заставлять бросить брата…

— Знаешь, что, Фелиция?! Тут я такого не ожидал! Филипп тебе сын, а этот…да, ладно, брат!

Леди бесстрашно, холодно и даже с вызовом возразила, заявив, что Джерри отцу тоже сын.

— Я не прощу его за Адриана. Никогда. Я не могу поверить, что мой сын на такое способен.

Фелиция, что никак не могла решиться сделать один чёткий выбор, на чью сторону вставать, ответила, что понимает…

— Нет, не понимаешь! — перебил её эмоциональный отец. — Я видел этих двух мерзавцев, и они мне всё рассказали, охотно и в подробностях! Джеральд хотел показать ему, «что такое настоящие домогательства»…

— Они его что же…? — в глазах Фелиции застыл ужас, и она прикрыла рот дрожащей рукой.

— Да, они его чуть не убили… И это по приказу родного отца…!

— Бедняжка…

— Вот представь, что с Филом такое кто-то сделает! Я его не оставлю, а ты тоже скажешь: «У него есть дед, а у бандита никого!»?

Фелиция аж подскочила на стуле и возмущённо вскричала, что глаза выцарапает и волосы повыдергает!

— Теперь ты…

— Джеральду!

— У меня тоже первая мысль была такой. Представляешь, каково сейчас Адриаше? Бедняжка мой! Это просто кошмар какой-то… — по лицу Гарольда потекли слезы. — Я до сих пор поверить не могу, что такое возможно. И меня приводит в содрогание и ужас то, что не только возможно, а возможно в моей семье. Ты сама видела, каким наш мальчик был. Ты знаешь об этой ситуации едва ли не лучше меня. Я так раскаиваюсь, что сказал внуку о том, что всё это было сделано по приказу отца — Адриан думал, что тот приказал наказать его, а пытки — это уже самоволие палачей. С чего он это взял, не пойму. Наверное, ему хотелось оправдать Джеральда. Но когда я, идиот последний, развенчал этот миф, Адриан пришёл в шок… Мало того, что притупившиеся воспоминания воскресли вновь, так ещё и эта жуткая правда. Я очень корил себя за это.

— Папа, не вини себя. Такое трудно забыть, он помнил, ни на минуту не забывал, просто научился это скрывать. Ты ничего не воскрешал… Слишком мало времени минуло, чтобы забыть. Даже полгода не прошло.

Его Светлость, утирая слёзы, сказал, что Адриану всё равно лучше, по крайней мере он надеется, что это так. Если юношу отвлекаешь чем-то, делился с дочерью Гарольд, так вообще хорошо. А первое время бедняжка плакал, спать боялся, везде ходил за дедом… Как маленький, а ни как восемнадцатилетний парень. Мужчина утешал внука, как маленького ребёнка, а порою его бедный ангел засыпал, если родной человек сидел рядом с его кроватью в кресле… А утром Адриан испытывал глубочайшее чувство вины. В такие моменты сэр Гарольд проклинал Джеральда за то, что сделал со своим сыном.

Фелиция, роняя слёзы, тоже назвав бедным ангелом племянника, шептала, как это ужасно.

Его Светлость тут же попросил дочь не подумать, что Адриан плакса, трус и тряпка, как его папаша по молодости. Наверное, решил проявить мужскую солидарность. Да, несмотря на то что всем так нравится, что все к нему сразу привязываются, что, в конце концов, так красив, мальчик их обладает жутко-низкой самооценкой, у него напрочь отсутствует чувство собственного достоинства. Но вынести весь этот ужас изуверств и не стать после этого такой же скотиной, как папаша, не проклинать судьбу, не обозлиться на весь мир, сохранить в себе ангельские доброту и милосердие может только сильный человек.

Выслушав, Фелиция, назвав Гарольда папочкой, ответила, что знает. Но её почему-то не оставляет впечатление, что племянник ещё совсем дитя.

— Адриаша, бедняжка, многое пережил, — согласился с леди её отец. — И до сих пор переживает. Он много страдал. Нуждается в заботе, поддержке и любви. Может быть, поэтому кажется ребёнком.

Фелицию словно бы осенило, и она прошептала, что ей кажется, их мальчику нужна мать… Отец же ответил просто, что она нужна всем….

— Папочка, я не могу понять, в какой момент пожалела Джеральда, ведь там на ранчо сама хотела отнять у него сына…