Наряду со всеми этими стрессами и переменами, с необходимостью сохранять хладнокровие, если хочешь добиться желаемого, хорошего или плохого, юноша все больше осознает свои физические реакции. Мать и отец больше не могут окружать его любовью и защитой, а, с другой стороны, он больше не склонен просто прятаться от их гнева, пьянства, воплей и ссор. Какой бы ни была ситуация в доме, теперь он может наблюдать за ней со стороны. Он должен стоять перед товарищами и отвечать урок, идти по длинным пустым коридорам под критическими взглядами других юношей и девушек, многие из которых уже знают его слабости. Поэтому временами его бросает в пот, руки у него трясутся, сердце бьется усиленно; девушки краснеют, у них становится влажным белье, в животе урчит. У обоих полов происходит стягивание или расслабление различных сфинктеров, и такая реорганизация в конечном счете может определить, какая «психосоматическая» болезнь сыграет главную роль в их сценарии. Юноша заново настраивается на свой сфинктер.

В «передней» и «задней» комнатах может происходить нечто совершенно различное, что иллюстрирует следующий анекдот. Кассандра была дочерью священника; она одевалась неряшливо, но причудливо-эротично, и жизнь ее отличалась теми же свойствами: неряшливостью и причудливой эротичностью. Очевидно, отец каким-то образом велел ей быть привлекательной, а мать не научила соответствующей обычной технике для этого. Кассандра согласилась, что мать не научила ее одеваться и ухаживать за телом, но вначале не хотела признавать, что отец учил ее быть сексуальной: «Он был очень достойным человеком и высокоморальным, как и надлежит священнику». Но когда терапевт и другие члены группы продолжили расспрашивать ее об отношении ее отца к женщинам, она сказала, что отношение было очень правильное и достойное, но отец любил иногда посидеть в задней комнате с друзьями, и тогда они рассказывали сексуальные анекдоты, в которых обычно достается женщинам. Таким образом, в «передней комнате» ее отец вел себя очень достойно, но в «задней» показывал другую строну своей личности. Другими словами, в передней комнате выступал Родитель, или хороший маленький мальчик, а в задней — озорной Ребенок.

Дети очень рано начинают осознавать, что их родителям свойственно поворачиваться к миру тем или иным боком, но не знают, как это оценить, пока не достигают возраста юности. Если они живут в семье, где существует поведение «передней комнаты» и поведение «задней комнаты», они могут с негодованием отвергнуть такую установку как признак лицемерия мира. Женщина берет с собой на прием восемнадцатилетнего сына, приехавшего домой из колледжа на каникулы. Она заказывает себе мартини, но ему не разрешает, хотя знает, что он любит выпивку и часто выпивает. Члены группы часами слушали ее жалобы на пьянство сына. Теперь они соглашаются, что для нее лучше было бы либо совсем не заказывать выпивку, либо позволить ему выпить с ней, ее же поведение только закрепляет в нем сценарий алкоголика.

На сценарном языке передняя комната символизирует антисценарий, где властвуют родительские предписания, а задняя представляет сам сценарий, где и совершается подлинное представление.

Юность — это период, когда человек колеблется, когда он мечется между сценарием и антисценарием. Он старается следовать предписаниям родителей, потом восстает против них, но обнаруживает, что все-таки следует программе сценария. Он видит тщету своего сопротивления и снова возвращается к предписаниям. К концу периода юности, когда он, скажем, заканчивает колледж или службу в армии, он уже принял решение: либо успокаивается и продолжает следовать предписаниям, либо уходит от них и катится по наклонной плоскости прямо к сценарной развязке. Скорее всего он будет продолжать идти таким курсом, пока не достигнет сорока лет, когда начинается второй трудный период. В это время он, если следует родительским предписаниям, постарается их нарушить: разводится, уходит с работы, отказывается от прибыльных сделок или по крайней мере красит волосы и покупает гитару. Если же он далеко зашел в своем падении согласно сценарию, то присоединяется к анонимным алкоголикам или обращается к психотерапевту.

Но именно в период юности он впервые начинает сознавать, что может сделать самостоятельный выбор; к несчастью, это ощущение самостоятельности может быть частью иллюзии. На самом деле обычно он колеблется между запретами Родителя своих родителей и провокациями их Ребенка. Подростки, употребляющие наркотики, не обязательно восстают против родительской власти. Они восстают против лозунгов Родителя, но, поступая так, могут следовать вызову демона, «Безумному Ребенку» тех же самых родителей. «Не хочу, чтобы мой сын пил», — говорит мать, заказывая очередную порцию выпивки. Если он не пьет, он хороший мальчик, мамин мальчик. Если пьет, он плохой мальчик, но по-прежнему мамин мальчик. «Не позволяй никому запускать себе руку под юбку», — говорит отец дочери, поглядывая на юбку официантки. Как бы дочь ни поступила в таком случае, она остается папиной дочерью. Она может очень вольно вести себя в колледже, а потом исправиться, либо может сохранять девственность до замужества, а потом иметь множество связей. Но и юноша, и девушка могут принять собственное решение, освободиться от своих сценариев и жить по-своему. Особенно если они получили разрешение идти своим путем, а не разрешение «самому все решать (пока следуешь моим советам)».

У ребенка свой образ мира, совсем не такой, как у его родителей. Это сказочный мир, полный чудовищ и волшебников, и такое представление сохраняется на всю жизнь и образует архаический фон сценария. Простой пример — ночные кошмары и страхи, когда ребенок кричит, что в его комнату забрался медведь. Приходят родители, включают свет и показывают ему, что никакого медведя нет; или начинают сердиться и велят ему заткнуться и спать. В любом случае Ребенок знает, что в его комнате все равно есть медведь. Подобно Галилею, он восклицает: «И все-таки она вертится!» Как бы ни обошлись с ним родители, они не в силах отменить факт наличия медведя. Разумный подход означает: когда появится медведь, придут родители и защитят, а медведь спрячется; если родители выходят из себя, это означает, что ребенку придется самому справляться с медведем. Но и в том, и в другом случае медведь остается.

К тому времени, как человек становится взрослым, его образ мира, или сценарная декорация, делается гораздо сложнее и тщательнее скрывается, если только не сохраняет свою первоначальную искаженную форму в виде иллюзий. Обычно, однако, образ мира неощутим, пока не появляется во снах, и тогда неожиданно поведение пациента становится последовательным и понятным.

Например, Ванда очень тревожилась из-за того, что у ее мужа происходили постоянные стычки с партнерами на почве финансов. Она все время думала о финансовых неприятностях. Но когда члены группы принялись расспрашивать ее об этом, Ванда яростно отрицала свою озабоченность. К тому же ее очень тревожила семейная диета. На самом деле ей нечего было тревожиться, потому что родители у нее были очень состоятельными и она всегда могла занять у них денег. В течение двух лет терапевт не мог составить себе ясное представление, что же происходит в ее сознании, пока однажды ей не привиделся «сценарный сон». Во сне она жила в концентрационном лагере, которым управляли какие-то богатые люди, живущие выше по холму. Единственный способ достать еду — либо угодить богатым, либо обмануть их.

Этот сон сделал более понятным ее жизненный путь. Ее муж играл с нанимателями в игру «Обведи дурака вокруг пальца», поэтому она вынуждена была играть «Сведи концы с концами». Заработав хоть немного денег, муж тут же старался их потерять, чтобы игра могла продолжаться. Когда дела становились по-настоящему плохи, Ванда вступала в игру и помогала мужу «обвести вокруг пальца» своих родителей. В конечном счете, к их обоюдному раздражению, и наниматели, и родители Ванды сохраняли контроль над ситуацией. Ванде приходилось яростно отрицать это в группе, потому что положение было настолько невыгодным для нее, что если бы она в этом призналась, игра сразу кончилась бы (что в конце концов и произошло). Таким образом, она жила как в своем сне, родители и наниматели мужа находились на холме и управляли ее жизнью, а ей приходилось угождать им или обманывать их, чтобы выжить.