– Патти, – произнес он, поднимаясь и умоляюще глядя на нее.

Она остановилась и оглядела его скучающим взглядом.

– Может, куда-нибудь сходим? – предложил Джордж.

– У меня есть друг, – ответила она веско. – Мы вместе уже два года.

– И его с собой возьмем.

Патти посмотрела на Джорджа уже несколько по-иному.

– Куда?

– Куда-нибудь. Я же говорил.

Патти не выдержала и улыбнулась, но тут же взяла себя в руки.

– Ехал бы ты домой, – сказала она и двинулась к двери.

– Да ничего, я посижу, – обреченно ответил Джордж, усаживаясь.

Патти открыла дверь и оглянулась. Потом бросила:

– Ладно, я сейчас...

– А где друг? – спросил Джордж, когда она вышла одетая так, что было ясно: они отправляются в самый шикарный ресторан.

– Ты что, совсем глупенький?

– А что такого? – пожал он плечами.

В этот вечер Джордж был неотразим. Все, на что бы не обратила внимание Патти, тут же принадлежало ей. Недостаток приличных манер он с лихвой заменял бесчисленными знаками внимания.

К концу вечера Патти оттаяла.

Однажды, возвращаясь со съемок, Брайан пригласил всех к себе. В лифте он смущенно сообщил:

– Мне предложили написать автобиографическую книгу. Я согласился. Но пока не придумал, как ее назвать. Может быть, вы что-нибудь подскажете?

– Назовите ее «Еврейский педераст», – посоветовал Джон.

Эпштейн стиснул зубы, но слезы выдали его обиду. Дома он надолго заперся в одной из спален.

«Битлз» преспокойно потягивали пиво и курили, сидя за круглым столом. Примерно через час Эпштейн вышел с вдохновенным выражением лица и бокалом шампанского в руке.

Он подошел к окну, театральным жестом откинул портьеру и вгляделся в вечернюю мартовскую серость за стеклом. Затем решительно повернулся и, скрестив руки, объявил:

– Я назову свою книгу «Звуки в подземелье».

– «Мальчики в подвальчике», – шепнул Пол на ухо Джону. Джон захохотал и шепнул Ринго. Ринго – Джорджу, а Джордж – снова Полу, чем немало удивил того.

Этим же вечером Брайан сел за работу. Но, едва написав заглавие, он почувствовал что-то неладное. Ага! Великое произведение нельзя писать той же ручкой, которой подписываешь чеки! Он позвонил Нилу, и через час тот привез ему заказанный «Паркер» – самый дорогой, какой только нашелся в магазине канцелярских товаров.

Брайан вновь уселся за стол и написал:

На этом его творческая фантазия иссякла.

Назавтра он нанял «соавтора» – журналиста Дерека Тейлора.

В начале июня шестьдесят четвертого года «Битлз» впервые отправились в мировое турне. За четыре недели им предстояло выступить в Европе, Азии и Австралии. Перед самым отлетом с острым тонзиллитом свалился Ринго. Вместо него за ударную установку сел парень по имени Джимми Никол.

Ринго выздоровел, только когда «Битлз» были уже в Мельбурне. В самолете он нервничал: «А нужен ли я им теперь? Джимми – неплохой барабанщик, не хуже меня. А может, даже и лучше. Да точно лучше. И нос у него не такой здоровенный...»

Каково же было его удивление, когда в аэропорту его встретила огромная толпа фанатов. Газеты, радио и телевидение трезвонили только об одном: «„Битлз“ воссоединились!» «Ринго вернулся!» «Опасность миновала!»

– Ну как ты? – побеспокоился о его здоровье Джордж.

– Отлично!

– А мы тебе подарки приготовили. Держи. – Он протянул огромных размеров пластмассовую расческу. – Изготовлено по специальному заказу.

– Спасибо, – умилился Ринго, пробуя причесаться.

– Это для грубого причесывания, – пояснил Джордж.

– А вот – для окончательной доводки. – Джон подал малюсенький деревянный гребешок.

Пол подарил Ринго почти полную коробку зубочисток, а Джимми Никол – почти целый рулон туалетной бумаги, сказав со вздохом:

– Все равно мне завтра улетать.

Прямо из турне они угодили на королевскую премьеру фильма «Ночь после трудного дня». Из королевского дома на ней присутствовали теперь уже только истинные почитатели «Битлз» – принцесса Маргарет и лорд Сноудон.

Дизайнер по интерьерам Кеннет Партридж предложил провести презентацию в своем роскошном особняке «Белгравия», в котором был даже кинозал, и в течении дня украсил его тысячами белых и красных гвоздик.

У входа играл маленький оркестрик, а блюда большей частью были еврейскими. На этом по телефону настояла мать Брайана – Куини Эпштейн. Прибыв в Лондон в назначенный день специально для того, чтобы присутствовать на премьере, она остолбенела при виде разукрашенной «Белгравии».