Жена Дилана, которая настояла на том, чтобы я называл ее Лиз, а не полным именем – Элизабет, сходит с ума, пытаясь прибраться к приезду ее родителей, и в то же время пытается готовить. С кухни доносится запах горелых тостов, а в воздухе появляется тяжелый дым, из-за которого время от времени срабатывает детектор.

– Может быть, ей помочь? – спрашиваю Дилана. Мы сидим за столом и играем в карты, и это взрывает мне мозг. От настолько нормального занятия я ощущаю дискомфорт, потому как к подобному не привык. Обычным кажется другое, по крайней мере, последняя встреча нашей семьи состояла из криков, побоев и переломов.

Дилан оценивающе смотрит в карты, а затем делает глоток пива.

– Можешь спросить, но она разозлится, – он кладет обе карты вверх рубашкой на стол и достает из колоды еще две.

Мы с Диланом очень похожи. У него каштановые волосы, высокий рост, он не худой и не полный. Вероятно, я буду точно таким же. Ну, кроме одной вещи. Не думаю, что смог бы просто сидеть за столом, пока Келли готовит ужин. Кажется, очень грубым заставлять ее. К тому же Келли не фанат готовки.

– Может, нужна помощь? – наконец спрашиваю Лиз, которая мечется между плитой и миской, где смешивает различные ингредиенты. Она голубоглазая блондинка, из одежды на ней джинсы и футболка, поверх которых повязан фартук. На кухне ей не очень-то уютно.

Она отмахивается от меня, вытирая полотенцем разлитое по столу молоко.

– Нет. Ты гость, так что сиди и отдыхай.

Дилан усмехается себе под нос и тасует карты.

– Не переживай. Примерно через полчаса она сдастся, и мы куда-нибудь сходим.

– Это у вас такая традиция?

Изучаю карты. Мне в них не очень везет, но играем не на деньги, а забавы ради. И я знаю почему. Когда мы были маленькие, отец заставлял нас играть на деньги. Если он выиграл, то все забирал, а если проигрывал, то начинал нас избивать, потому что, по его словам, мы были «ублюдочными обманщиками». Короче, мы всегда были в проигрыше.

Дилан кивает, кладет карты на стол, и я делаю то же самое. И брат начинает мне нравиться еще больше, когда вместо того, чтобы хвастать победой, он просто говорит:

– Да. Если бы она позволила мне помочь, я был бы только рад. Ведь я отлично готовлю.

Вытирая стол, Лиз игриво ударяет полотенцем Дилана.

– Это ложь. Ты готовишь так же плохо, поэтому у нас на быстром наборе пять различных мест, где можно заказать еду.

– По одному на каждый будний день? – шучу я, тасуя колоду.

Лиз кивает с самым что ни на есть серьезным видом, и это почти заставляет меня улыбнуться, потому что у них здесь все по-своему, совсем не так, как у родителей. Они не опротивели друг другу. Улыбаются. Смеются.

Это мило, дарит мне своего рода облегчение, эдакий крошечный лучик надежды на то, что я не стану похож на отца, что у меня будет эта нормальность, это счастье, что у меня будет будущее, такое, какого я хочу, и с тем, с кем хочу.

– Хочешь посмотреть игру? – спрашивает Дилан, кивая в сторону гостиной, забирая пиво и уже отодвигая стул.

– Конечно,– я поднимаюсь из кресла, и мы направляемся в гостиную, где усаживается на кожаный диван перед плоским экраном. На стене висит множество совместных фотографий Дилана и Лиз: со свадьбы, на пляже, на вершине горы. И мне становится грустно, поскольку я не помню фотографии, на которой выглядел бы счастливым. У нас с Келли на стене нет совместных фотографий.

– Так ты собираешься всерьез этим заняться? – спрашивает Дилан после пары подач в полном молчании.

– Чем именно? – спрашиваю, запрокидывая голову и делая глоток содовой.

Он снимает с бутылки намокшую этикетку.

– Профессионально играть,– и наклоняется, чтобы поставить бутылку на кофейный столик, а затем поворачивается ко мне и опирается о подлокотник. – Лиз говорит, что ты очень неплох.

Барабаню пальцами по банке с содовой и морщу лоб.

– А когда она видела, как я играю?

– Она смотрела твои игры в интернете.

– Все? – я в замешательстве. Она смотрела, как я играю? Правда? Зачем?

– Ну, большинство, – отвечает Дилан. – Я тоже смотрел несколько. Хотел бы больше, но пока что пытаюсь получить степень магистра, и свободного времени не хватает, – он хлопает меня по руке. – Не удивляйся так. Нам не наплевать на тебя, Кайден. – Но внезапно его настроение меняется, и Дилан громко вздыхает. – Знаю, может показаться, что это не так, и мы долгие годы не общались, но, если бы я только знал, что происходит в родительском доме... что у него настолько поехала крыша... что он на самом деле пытался... – Дилан не может подобрать слова и, в конце концов, сдается, ерошит волосы и произносит: – Я не имел права исчезать так надолго. И я ужасно об этом сожалею.

– Я отчасти понимаю, почему ты поступил именно так, хотя, – говорю, глядя на содовую в руке, – мне было непросто приехать сюда... Мое отношение к семье неоднозначно, потому что я знаю – она должна приносить радость, но иногда оборачивается злом. Я не имею в виду тебя. Ты ведь никогда не был плохим. И Тайлер, ну, он был замечательным, пока не подсел на наркотики и не опустился на дно. Я о маме и папе.

Дилан снова берется за пиво.

– Это сложно, не так ли? Такое чувство, мне потребовалась вечность, чтобы понять, как жить с Лиз, как ведут себя семейные люди, потому что я, черт возьми, даже понятия об этом не имел. Чувствовал себя в полной прострации, понимаешь?