Однако немецкие высшие инстанции не устраивал такой метод ведения боевых действий, поскольку он мог привести к перемалыванию собственных сил, и к тому же не сулил быстрого результата. А время работало против вермахта. В район Ленинградского шоссе стягивались подкрепления, и путь противнику здесь был перекрыт. Однако, между Ленинградским и Рогачевским шоссе располагалось огромное пространство, где никаких наших войск практически не было. Этот факт таил в себе грозную опасность. Ее прекрасно сознавало и командование 16-й А, и Западного фронта, но ни то, ни другое не имело свободных резервов, чтобы закрыть эту брешь. Можно было только перебросить войска с других участков фронта, положение на которых было чуть менее напряженным. Но эти меры были либо недостаточными, либо запаздывали, поскольку враг владел инициативой и был свободен в выборе вариантов. В результате командир V-го ак генерал Руофф избрал следующий образ действий.

«В связи с сильными русскими контратаками против 2-й тд и 35-й пд командир корпуса после доклада Начальнику Генерального штаба принимает решение: 2-ю тд на ее прежнем фронте сменить 106-й пд и повернуть на восток. Дивизия должна овладеть местностью в районе Холмы и затем быстро продвигаться на Москву через Озерецкое.

Все части, излишние на прежнем фронте, следует немедленно вытягивать на восток» [95] .

30-я А в отличие от 16-й никаких подкреплений не получила. Кроме того, в течение последней недели ноября на ее действиях сказывалось отсутствие соседа слева. Считается, что разрыв между смежными флангами 30-й и 16-й армий образовался после падения Клина – 23 ноября.

Однако применительно к событиям 25 ноября это не совсем точно. К этому дню, укрывшись в лесном массиве, охваченном с юго-запада рекой Сестра, а с севера и востока – Лутосней, группа генерала Захарова привела себя в порядок и организовала оборону. Целостность фронта была до некоторой степени восстановлена, и части соседних армий разделяла только р. Лутосня. На ее северном берегу около Спас-Коркодино оборонялась 8-я тбр 30-й А, а на южном – части 17-й кд группы генерала Захарова из 16-й армии. Подразделения соседних армий еще могли поддержать друг друга хотя бы огнем, но реально их возможности были ограничены. Это касалось в первую очередь 17-й кд. Численность ее боевого состава не превышала несколько сотен человек. Так, 91-й кп, оборонявший рубеж Зубово, Струбково, Ельцово, насчитывал 140 человек, при этом конники практически не имели артиллерии. Для кавалеристов серьезным испытанием стала даже атака двух рот пехоты врага [96] . Когда противник перешел в наступление против левого фланга 30-й А, кавалерия соседей ничем не смогла помочь 8-й тбр. И, хотя немецкое наступление задело 17-ю кд только «краем», ее части к концу дня были оттеснены на юго-восток и заняли рубеж Аладьино – Фоминское.

На другом фланге группу Захарова противник не атаковал. Но зато части немецкой 106-й пд успешно «протискивались» на юг между Сенежским озером и лесным массивом восточнее него, спеша воспользоваться разрывом во фронте 16-й А. Это немецкое соединение не обращало внимания на укрывшиеся за Сестрой части последней, и даже оставило захваченные там накануне Бедово и Новое. В перспективе появление противника восточнее Сенежского озера создавало угрозу прорыва через лесной массив к Рогачевскому шоссе, для противодействия которому и предназначалась первоначально вновь прибывшая 133-я сд. Однако ей вскоре пришлось обороняться фронтом на север, а других сил, чтобы прикрыть опасное направление, у 16-й А пока не было. Да и основной задачей для штаба армии в этот день оставалось восстановление обороны на Ленинградском шоссе.

Командование 418-го сп 133-й сд. Слева направо: комиссар Гордеев, командир полковник Мультан, командир группы поддержки пехоты (511 ran) капитан Портянников.

Между тем вслед за походными колоннами 106-й пд на Ленинградское шоссе выходил последний резерв врага – 23-я пд. И с ее действиями будут связаны самые трагические часы существования группы Захарова.

Пока же основные события на правом крыле Западного фронта происходили в 30-й А. В своих воспоминаниях Д.Д. Лелюшенко утверждает, что на ее левый фланг давило около двухсот вражеских танков, которые действовали на направлении Рогачево – Дмитров двумя группировками [97] . Это же количество немецких танков указано и в мемуарах А. В. Егорова. Но у него источником информации является командующий армией.

«– Идите сюда, Егоров, – зовет меня Лелюшенко и подает руку. – Здравствуйте. Умело действовали ваши батальоны у деревни Окулово (видимо, ошибка, правильно Опалево – Прим. автора). На целые сутки задержали противника. Теперь задача не легче. В районе деревни Покровское немцы сосредоточили пехоту и танки. Вот-вот перейдут в наступление. Надо контратаковать их, пока не развернулись. Танки все сохранили?

– Потерь пока не было, товарищ командующий…

– Значит, два с лишним десятка у вас есть. В наше время это сила. Правда, у гитлеровцев ровно в десять раз больше. Но бить их все равно надо. Прикажите своим танкистам действовать так: один снаряд – один немецкий танк» [98] .

Однако в действительности к тому моменту немецкие войска тоже были достаточно потрепаны. Группа армий «Центр» доносила 25 ноября, что в танковом полку 6-й тд имелось 17 боеготовых танков, в танковом полку 7-й тд – 40 машин [99] . Итого 57 танков в двух дивизиях. При этом 6-я тд в направлении Дмитрова так и не выступила, а впоследствии была переброшена на Рогачевское шоссе. Что касается 7-й тд, то на протяжении последующих двух недель количество танков в ней то возрастало (за счет возврата машин из ремонта), то уменьшалось, но никогда не превышало 60 шт. Дивизиям противника были приданы батареи самоходных орудий, которые тоже можно считать за танки. По штату одна батарея имела семь самоходок. С учетом потерь это ненамного увеличивает количество немецких танков. Надо заметить, что в 14-й мтд никаких танков, кроме этих самоходных орудий, не было. Впрочем, у врага имелось некоторое количество бронетехники, которую наши войска могли принимать за танки. Например, это были самоходные зенитные установки, которые могли успешно действовать против пехоты.

Зенитная пулеметная установка 418-го сп 133-й сд (командир Третьяков, 1-й номер Горемыко, 2-й Изотов).

Хотя в своем рассказе А.В. Егоров точно называет дату (25 ноября) и приводит некоторые подробности, соответствующие обстановке действительно сложившейся в этот день, само описание боя в районе Покровского явно отражает события нескольких дней и не соответствует фактам, известным из документов как наших, так и немецких. Следует отметить и общий тон повествования. Например, звучит такая фраза: «Как-то полковник Ротмистров вызвал меня на свой наблюдательный пункт…» [100] . Это «как-то» создает впечатление, что войска находятся на одном месте длительное время, хотя дела обстояли совсем не так.