– Я не понимаю! Куда мы едем? Дальше только снег. Какие почки?!

– Какие почки? – в свою очередь удивился Самад.

– Ну а зачем едем-то? – раздражённо спросил шофёр. – И кто такой этот чёртов Рубаев?! – взорвался он.

– Это я. – Поклонился Самад.

Мужик в ватнике со свистом стеганул кнутом по их блестящей машине:

– Бар-раны! – ругался он, и самоходка, которая мирно тарахтела на обочине, вдруг понеслась на них, набирая скорость. Растеряв недавнее величие, лимузин попятился назад.

– Ну ты меня наколол! – рассмеялся шофёр, когда они поехали вниз с прежней респектабельностью. – Я думал, начальник какой-то этот Рубаев! А зачем вверх-то пёрли?

– Да я всё думал, где выход.

– Сразу бы и сказал. Там дорога в тропу переходит, потом скала отвесная почти до дна ущелья. Я точно знаю, там дороги нет, – объяснил шофёр.

Когда снова показались пушистые ёлки, Самад сказал:

– Тормозни, я выйду. А ты, если хочешь, нарви директору шишек и передай от меня.

Он вернулся домой вечером и тихо открыл дверь. Шумели гости. Брат разговаривал с кем-то по-немецки. Самад прошёл в комнату и только сел на диван, как вошла мать:

– Где ты шлялся? – Она разглядывала себя в зеркало. – Вставай, выйди к гостям.

– Я устал.

– Устал! На работе ты не был. Дома палец о палец не ударил. Ждём тебя целый вечер…

Самад надел наушники. Ровный ритм ударных и истерическое соло Джими Хендрикса заставили его улыбнуться. Мать увидела это в зеркале:

– Ты не забыл случайно, – раздражённо заговорила она, – твой брат едет в Германию, читать курс лекций там в университете. Иди, поддержи его. В гостиной премьер-министр с семьёй…

Самад увеличил громкость и, закрыв глаза, затрясся под это сумасшедшее соло. Мать подошла, сдёрнула с него наушники и швырнула на пол. Самад перестал улыбаться, включил акустическую систему, и музыка заполнила весь дом. Вошёл отец, что-то спросил, но его совсем не было слышно, и он выдернул штепсель из розетки.

– Сын, – спросил он спокойно, – что случилось?

– Ничего, – ответил Самад.

– Ты выйдешь к гостям?

– Да, папа.

– Какой-то грязный весь! – Мать достала Самаду другую одежду. – Переоденься.

В зале, где за столом расположились гости, беззвучно работал телевизор. Самад раскланялся всем и сел рядом с братом, который оживлённо говорил с двумя немцами о прогрессиях и пределах.

– Слышал, слышал о твоих успехах на производстве! – обратился к Самаду сидящий напротив премьер и положил ладонь на плечо дочери. – Гаухар тоже заканчивает консерваторию, станет известной скрипачкой. Мы оба рады за тебя.

– Любишь музыку? – обратился Самад к девушке.

– Да.

– Сыграй нам, дочка, – попросил её премьер.

Девушка поднялась из-за стола, стройная и высокая. Густые волосы, слегка перехваченные лентой, доставали до пояса.

– Не обращайте внимания, – обратилась она ко всем, открывая футляр со скрипкой. – Я пока настрою.

– Вот твоя настоящая жена! – прошептала мать на ухо Самаду и поставила возле него блюдо с жареным мясом.

Гаухар заиграла нежную мелодию.

– Давай, сынок! За мою дочь, за твою будущую жену! – Премьер поднял бокал шампанского и выпил.

– У меня от шампани голова болит, налью компот, – Самад потянулся было за графином, но сестра толкнула его в плечо, воскликнув:

– Смотри, братишка! Кого по телевизору показывают! Ну, смотри же! – теребила она его и включила звук. Все уставились в телевизор. Там на весь экран светилось лицо артиста. Журналист спрашивал у него:

– Ариф! Вы были чемпионом республики по дзюдо. Сейчас вы оставили спорт?

Но мать снова убрала звук.

– О! – оживился Самад. – Я забыл вам передать привет от него. Он недавно был здесь на съёмках, но не успел зайти.

– Какой красивый! – Не находила места сестра. – Настоящая кинозвезда! Мама, включи звук… Зубы такие ровные! Как жаль, что меня не было, когда он приезжал! Мама, включи звук!

В телевизоре синело море, стоял на рейде лайнер, на губах артиста блуждала улыбка.

– Кто бы мог подумать, – качала головой мать, глядя на экран, – что он всё ещё живой и на свободе!

– А что такое? – спросил премьер.

– Родная мать вот этого недоноска, – она постучала по онемевшему экрану, – в детдом сдала. Потому что отчим приличный был человек. Отец его вообще неизвестно кто! Бандит какой-то. Дожились, что этот головорез учит нас жить!