— А не поздновато для гостей?

Гончаров махнул рукой и достал из кармана джинсов телефон.

— Громкую включи, — попросила я.

Мажор кивнул и мы стали слушать длинные гудки, которые через полминуты прервал раздраженный голос Михаила Юрьевича:

— Игорь, где тебя носит?

— Не поверишь, — хихикнул нерадивый сынок, — отдыхаю в Симферополе с одной несносной адвокатшей и хмурым ментом. О, а еще с нами патологоанатом. Правда, классная компания?

Гончаров-старший молчал. Наверное, переваривал информацию или гуглил наркотические вещества, на которые мог подсесть Мажор.

— Какого черта?.. — наконец-то выдавил из себя Михаил Юрьевич.

— Да мы тут расследованием занимаемся, — гордо заметил Игорь.

Леша закатил глаза, а я усмехнулась. Сыщиком себя Мажор почувствовал. Шерлок Холмс недоделанный.

— Так понимаю, что, скорее всего, с этим ментом и адвокатшей я знаком. У меня до сих пор от упоминания их имен изжога начинается, — взял себя в руки Гончаров-старший. — А я думал, что они занимаются расследованием происшествия в театре.

— Вот мы все вместе и занимаемся.

— А ты-то тут при чем?! — снова повысил голос Михаил Юрьевич.

— Так я же с Ленкой трахался, ну, то есть встречался.

— Что?!

— А почему вас это так удивляет? И даже вроде вы этим известием недовольны, — подала я голос, надеясь, что таблетки от изжоги у Гончарова-старшего под рукой. — Игорь Михайлович уже мальчик взрослый, может спать с кем угодно.

— Ивонна, рад вас слышать…

Ага, как же! Судя по голосу, он очень рад, только в кавычках.

— Пап, — продолжил Мажор разговор. — Мы тут выяснили кое-что интересное…

— Так, — прервал сына Михаил Юрьевич, — насколько я знаю вашу ненормальную компанию, вы докопаетесь до всего.

— Может, сэкономите нам время? — снова спросила я.

Гончаров-старший подумал немного, а потом вздохнул:

— Ладно. Лена на меня работала. Когда вы вернетесь, поговорим, — и повесил трубку.

Просто день сюрпризов. Вряд ли Михаил Юрьевич имел в виду работу в театре.

Глава 21

Уезжать не хотелось. И не только потому, что дома меня ждал компостер серого вещества, которого я называла папой, но и потому, что мне казалось, как только мы приедем в город, наши с Лешей едва наладившиеся отношения развалятся, как Советский союз.

Мажор утром выглядел помятым, разговаривать не стремился. Нацепил солнечные очки, взял в баре кофе на вынос и, сделав нам ручкой, прыгнул в машину. Мы с Лешей тоже загрузили вещи в багажник, а вышедший нас проводить Костик готов был пустить скупую мужскую слезу.

— Как-то даже скучно без вас будет, — вздохнул Клементьев. — Все эти интриги, расследования… Эх, заразно, однако.

Леша хлопнул патологоанатома по плечу и радостно заметил:

— Ничего, вернешься через недельку, а там все по-прежнему: трупы, криминал, расследования. Так что отдыхай, Константин Иванович.

Клементьев задумался, почесав бороду, и кивнул:

— Да, наверное, ты прав. Только вы это, держите меня в курсе, а то я же от любопытства изведусь.

— Конечно, — подмигнула я ему и, подойдя, встала на цыпочки, сложив губы трубочкой.

Костик удивился, но наклонился. И когда я поцеловала его в колючую щеку, повернулся к Леше:

— Ты что с ней сделал? Впервые вижу проявление нежности с ее стороны.

— Наверное, магнитные бури, — с серьезным видом ответил тот.

— Ладно, ребята, езжайте. Ночью уже будете дома. Передавайте привет вашему служителю Мельпомены (древнегреческая муза трагедии, покровительница театра).

Выражение лица Клементьева стало еще печальнее. Кажется, вот-вот достанет белый платочек и начнет махать нам вслед.

Устроившись в салоне, я подождала, пока Леша сделает то же самое, и спросила:

— Ну что, поехали?

Вопрос, конечно, риторический, и ответа я не ждала. Ох, а ехать-то как не хотелось. Может, еще на день задержаться? Нет, ладно, разберемся со смертью Гройсман — можно будет махнуть на Мальдивы или на Бора-Бора.

— Ты о чем замечталась?

— О пляже, пальмах, океане и холодном коктейле.

— А мне там место отведено? — спросил Леша, но как-то без привычного сарказма.

— Ну кто-то же должен мне коктейли из бара носить, — ответила я и тронулась с места.

Как только мы выехали за город, Леша откинул немного сидение и, устроившись поудобнее, насколько это было возможно, сказал:

— Я пока вздремну, а то ночка почти бессонная выдалась. Как захочешь поменяться местами, разбуди.

Часа три он спал. Я успела позвонить Таньке, Ботанику, взять отвратительный кофе в придорожном кафе и обдумать слова Михаила Юрьевича. Вчера вечером мы об этом не разговаривали. Мажор пошел дальше влюбляться с виски, а мы с Лешей тоже нашли себе занятие.