— Не бейте его. Я здесь. Я выхожу.

— Остановись, Фидол, — тут же вмешался старик, хотя голос его был строг, в нем чувствовалась гордость за отпрыска, — Сам знаешь, что бывает, когда ты даешь волю чувствам. Ты был прав. Здесь еще один волчонок.

Васька понимал, что времени у него нет. Он подскочил к обережной копейке, и уже протянул было руку, чтобы снять ее с сучка. Но в последний миг передумал и отвел руку.

— Копеечка, копеечка, — зашептал он скороговоркой, — Передай моим родителям, что забрали меня Лисы, и отдадут за нифрил в полянское войско.

Он знал, что его слов копейка передать не сможет, но зато она сможет передать заложенный в нее заряд чувств. Затем Васька вышел из теплушки и покорно подставил Мегулу руки для оплетки. Все напряжение прожитого придавило его разом, и им овладело вялое безразличие. Отстраненно смотрел он как старый Лис высвободил из-за ворота висящую на груди деревянную облатку, взял в руки, и та с щелчком распахнулась как раковинка. Внутри облатки оказалась большая пятнадцатикопеечная монета, разлившая в ночной тьме вокруг себя довольно яркий зеленый свет. Таких крупных монет Васька вживую раньше не видал. Старый что-то тихо пошептал, и свет от монеты перестал рассеиваться во все стороны, начав собираться в одно плоское световое пятно. Некоторое время световое пятно колебалось, будто по нему проходили волны как от брошенного в воду камня, а затем застыло, сложившись в светящуюся карту местности, где разными оттенками зеленого стали видны горы, реки, озера, неровные пятна поселений, ниточки дорог и даже мигающая яркая точка их собственного местоположения. Старый лис всматривался в карту ведя по ней пальцем, видимо рассчитывая наилучший путь до Невина.

Акимка к тому времени боль перетерпел и поднялся на ноги. Он холодно наблюдал за старым Лисом, и когда тот захлопнул свою облатку, скрыв световую карту, ни с того ни с сего произнес не громко, но четко:

— И навигатор-то у вас каменный, и орбитальные спутники-то у вас поди-ка деревянные.

Глава 4. Акимка.

Раньше Аким и представить себе не мог, как это дико неудобно бежать по ночному лесу со связанными за спиной руками. Но лисы торопились и гнали ребят на пределе их сил. Он часто падал, и тогда следовали крики, ругань и щелчки плети. Он поднимался и бежал дальше. Толи от усталости, толи от невозможности что-то рассмотреть прямо перед собой, перед его внутренним взором стали плыть необычайно яркие образы из его прошлой жизни. В какой-то миг он даже полностью ощутил себя в мастерской деда, где проводил вместе с ним большую часть своего времени.

«Карамба, и гигабайт чертей. О, еще одно новое старое слово вылезло: «гигабайт». Интересно, что оно значит? Мера счета чертей? Навряд ли. Надо бы спросить у деда. А может ответ и сам придет постепенно. Так часто бывает. Вылазит какое-нибудь совершенно непонятное и немыслимое слово. Ну, например, «телефон» какой-нибудь.

Ходишь потом целыми днями и думаешь, что такое этот телефон? Деда достаешь, хотя и знаешь, что от него не допытаешься. Он одно только вечно и повторяет: «Все есть в твоей памяти, вспоминай сам», — ну, и ходишь, вспоминаешь. Бывает, по несколько дней мучаешься. А потом вдруг бац, и вспомнил!»

Аким в очередной раз зацепился ногой за корягу и с размаху шлепнулся на землю. Не имея возможности подставить руки, упал он болезненно. Он отплевывал, попавшую в рот землю, вынужденно возвращая себя в действительность.

— Это вообще волк или кто? — кричал несдержанный Мегул, — Или он расшибет себе башку, пока добежит до Невина, или я сам его прикончу. А, отец, нам что-то дадут за мертвого волчонка?

— Мегул, ты совсем дурак? — вмешался Фидол, — За мертвого волчонка тебе дадут встречу с палачом. Ты забыл, что находишься в землях клятого волчьего князя?

— Вы бы руки ему развязали, а? — просительно предложил Васька, он воспользовался остановкой, чтобы перевести дух и тяжело оперся о дерево. Однако видеть, как мучается Акимка, ему было еще тяжелее. На удивление, старый лис согласился.

— Да, Мегул, леший тебя закрути. Развяжи ему руки. Куда он денется от нас. А то мы и впрямь хлопот с ним не оберемся.

Теперь бежать стало немного легче, но все равно было очень тяжко. Он очень-очень сильно вымотался. Превозмогая усталость, Акимка разлепил спекшийся рот и попытался было требовать, чтоб лисы и Ваську развязали, но получил в ответ только плетью по спине. Ему хотелось упасть и не вставать больше, и пусть проклятые лисы забивают его до смерти. Но Аким понимал, что тогда они убьют и Ваську тоже, им ведь нельзя будет оставлять в живых свидетеля. Аким сжал зубы и дал себе слово, что будет бежать столько, сколько понадобится. Образы прошлого опять поплыли перед глазами.

… Да-а, с телефоном тогда вообще случай забавный получился. Ему это слово уже несколько дней покоя не давало. И вот он как-то проснулся утром с предчувствием, что еще немного, и вспомнит, что такое этот «телефон». Они с дедом в тот день сидели в его мастерской. С утра он сунул Акимке лопнувшую втулку от колеса, и дал задание изготовить такую же. Аким снял размеры со втулки и рассчитал размеры заготовки. При обжиге курень сама по себе усыхает в два с половиной раза, и самое главное здесь рассчитать так, чтобы размер внутреннего диаметра готового изделия совпал с размером исходного.

так увлекся работой, что совсем перестал думать про телефон. Когда заготовка была готова, развел огонь в духовке и начал обжигать. Время от времени доставал заготовку, смазывал куреневой смолой и снова отправлял в духовку. Для обжига заготовки, ее нужно несколько раз обмазывать смолой, тогда изделие будет не хрупким. Дед в это время по своему обыкновению мастерил очередную хитроумную штуковину, бесполезную в хозяйстве. Дед, он вообще большой выдумщик и мечтатель. Делает вещи, назначение которых ему одному понятно. Хотя, возможно и ему непонятно. Потому что бывает так, промучается он с какой-нибудь загогулиной несколько дней, потом посмотрит на нее, будто впервые видит, повертит в руках, хмыкнет и в огонь швырнет, и при этом слова не скажет. Аким решил попытаться выпытать у деда, что он там опять мастерит, покуда очередное изделие не полетело в огонь: