Далекий полукруг входа, как символ хоть какой-то связи с внешним миром, некоторое время еще светился позади, когда я оборачивался, но потом, когда тоннель сделал длинный поворот вправо, исчез. Потеряв его из вида, я рефлекторно ускорил шаг. Меня вдруг охватил страх. Мне стало казаться, что я здесь не один. Мне то чудились какие-то звуки, похожие на невнятные голоса, то виделись какие-то неясные тени впереди. Я остановился, снял с плеча чехол, и прижался спиной к стене, вслушиваясь в звенящую тишину и всматриваясь вперед, насколько позволял фонарик. Мне вдруг захотелось развернуться, и сломя голову броситься обратно, к поезду, в теплое купе спального вагона. Выпить горячего чая и уснуть с наушниками на голове. Но тут я подумал… я даже явственно увидел, как старик Сид, увидев меня в двери купе, презрительно скажет: «Что, спекся, Майк?», и, невнятно проскрипев «девчонка», повернется к стенке, закроет глаза, и до самого Аспервильда не промолвит больше ни слова.

– Старый дурак, – промолвил я, и, подхватив чехол с лыжами, устремился вперед.

Вскоре мне стали попадаться заколоченные досками боковые входы. От них веяло затхлым запахом, когда я проходил мимо них. Я предположил, что это входы в штольни, в которых когда-то добывали руду. Я шел уже около получаса, когда, проходя мимо очередного заколоченного толстыми досками входа в штольню, услышал тихий металлический стук. Я направил туда фонарик. Похолодев от ужаса, я увидел между косо прибитыми досками два желтых круглых пятна. Словно огромный кот наблюдал за мной из глубины древней штольни. Не в силах сдвинуться с места, я смотрел, как эти два желтых пятна под аккомпанемент негромкого металлического стука медленно приближались к доскам. Подрагивая от противного мелкого озноба, овладевшего моим телом, я вскоре увидел, кому принадлежали эти два пятна-глаза.

Я увидел два огромных шара – один, белый, поменьше, с метр в диаметре, стоял на втором, красном, который был вдвое больше первого. На верхний шар был надет красный вязаный колпак с грязно-серым помпоном на верхушке. Из-под колпака торчали паклей серые клочья волос, за ними виднелись два круглых черных глаза с желтыми зрачками – они-то и отражали свет моего фонарика. В месте, где должен быть нос, торчала неестественных размеров морковь, с полуметр длиной. Под ним был рот – полукруглая улыбка-нить, с «галочками» на концах. Между верхним и нижним шарами был небрежно наброшен вязаный шарф, такого-же красного цвета, как и колпак, под ним с двух сторон торчали «руки» – толстые засохшие ветки. Нижний шар был жестяной, с дырками по периметру, в виде замочных скважин. Внутри виднелись несколько железных шариков, перекатываясь, они и издавали металлический звук.

Постепенно я начал успокаиваться. Я догадался, что этого снеговика, так похожего на елочную игрушку из моего далекого детства, и который чуть не довел меня до инфаркта, оставили здесь люди, когда-то трудившиеся на рудниках, чтобы подшутить над чудаками, случайно оказавшимися в этом заброшенном тоннеле – идиотами, вроде меня.

– Ну что же, у вас получилось меня напугать, – посмеиваясь над собой, я бросил на пол чехол с лыжами, и подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть механическое чудо. Мне было интересно, каким образом эта огромная кукла подъехала к доскам.

– Вероятно, там какие-то рельсы, – я просунул руку с фонариком между досками, пытаясь осветить пространство за снеговиком.

– Ма-а-айк, – тихо прошептал кто-то прямо над моей головой.

Мое сердце замерло, я медленно поднял фонарик, и увидел, что желтые зрачки снеговика смотрят на меня сверху вниз, а нить-улыбка перевернута дугой вверх, из-за чего у снеговика теперь была гримаса недовольства. Судорожно вдохнув, я хотел отскочить назад, но ветви-руки снеговика вдруг согнулись, мгновенно проникли в щели, обхватили меня с двух сторон, приподняли, и с силой прижали к доскам. Я попытался вырваться, всеми силами оттолкнувшись от досок руками и ногами, но руки снеговика были словно стальные, и я не смог сдвинуться даже на миллиметр. Я висел в метре от пола, а мое лицо было прижато к щели между досками, как раз напротив нити-рта. Нить начала раздваиваться. Между нитями сначала была черная пустота, потом, когда полость стала больше, появились желтые гнилые зубы.

– Боишься, Майк? – спросил меня рот снеговика.

От гнилостной вони, исходившей изо рта снеговика, мне стало дурно. Теперь мне уже не нужно было ничего, только бы не чувствовать этот омерзительный запах. Мне даже было неважно, откуда эта злобная механическая кукла знает мое имя.

– Да, – сказал я, несколько раз поморгав, надеясь, что все вдруг исчезнет, словно сон, и я снова окажусь в двухместном купе экспресса «Быстрая стрела», и передо мной будет не снеговик, так похожий на елочную игрушку из моего детства, а старый вояка Сид, рассказывающий очередную байку про то, как он спасал мир.

– Очень боишься? – спросил снеговик.

Я почувствовал, что руки-ветви еще сильнее прижали меня к доскам.

– Очень, – сказал я, поморщившись от вони.

– Ты узнал меня? – спросил снеговик.

– Кажется, да, – сказал я. – Ты – елочная игрушка?

– Хорошая память. Давай вспомним еще кое-что. Помнишь, что ты сделал с Диззи той зимой?

Я снова уперся ногами в доски, пытаясь вырваться. В ответ мне под воротник куртки пролезла тонкая холодная веточка – палец снеговика. Несколько раз обвернувшись вокруг, палец легонько сдавил мое горло. Я тут же оставил свои попытки вырваться и опустил ноги. Палец еще раз сдавил мое горло, а потом уполз обратно. Рот снеговика вытянулся в довольной улыбке.

– Как ты думаешь, почему мы встретились? – поинтересовался снеговик.

– Чтобы я в очередной раз вспомнил, что я сделал той зимой, и мне в очередной раз стало омерзительно на душе от этого поступка.

– Как и в детстве думаешь только о себе. Эгоист, – снеговик презрительно скривил рот. – Нет, Майк, ты ошибаешься. Мы встретились не для того, чтобы потревожить твою ранимую душу. Мы встретились вот для чего. Я сделаю с тобой то же самое, что ты сделал с Диззи той зимой, и свидетелем чего я поневоле стал. Я тебя задушу.