…В 1917 г., во время выборов на Петроградскую кафедру, один из будущих лидеров обновленческого раскола священник Владимир Красницкий говорил своему товарищу по Духовной Академии Вениамину (Федченкову), что избрание столичным архипастырем молитвенника Вениамина (Казанского) объясняется желанием «не впутывать нашу епархию в темные дела» [56] . Я привел эту реплику «красного пастыря» прежде всего потому, что в 1922 г. он взял на себя роль самого ярого обличителя Петроградского митрополита, став, по существу, в один ряд с его палачами! Всего пять лет, но как изменился человек! Что двигало им: одно ли честолюбие и безмерная жажда власти? А может быть, нечто иное – страх, вера в правоту новых властителей или еще что-нибудь? Сейчас можно только предполагать. Ясно лишь, что, Красницкий поступил подло: знал, на кого поднял руку и, тем не менее, поднял. В 1917 г. на митрополичьем месте не хотел видеть политика, а желал молитвенника; а в 1922 г. – всего через пять лет – назвал молитвенника «контрреволюционером».

Жизнь ломает человека, порой превращая в полную самому себе противоположность. Кто знает, может быть Красницкий именно так себя повел, потому что считал Вениамина молитвенником – ведь настоящий молитвенник в тех условиях был изначально «контрреволюционен»: Церковь не может поддерживать насилие, если даже оно направлено на «благое» дело «освобождения трудящихся от векового гнета капитала».

Однако не все могут выбрать мученический венец. И далеко не все желают во что бы то ни стало заявить о полной и безоговорочной поддержке новой богоборческой власти. Как быть им, сторонникам «третьего пути»? Им остается лишь лавировать, пытаться примирить непримиримое: свою веру в Бога (и Его обещание даже из камней в случае необходимости воздвигнуть детей Аврааму [Мк., 3, 9]) и свой страх за Церковь и ее чад, вынужденных искать компромисс между поддержкой «народной» власти и собственной принадлежностью к «реакционной, антинародной» Церкви.

Владыку Сергия можно считать сторонником этого пути. Четырнадцать месяцев у обновленцев, затем публичное покаяние (когда Патриарх Тихон вышел на свободу) [57] , попытка избежать церковных потрясений любой ценой (даже ценой поддержки явных агентов новой власти – обновленцев), все это свидетельствовало, что митрополит Сергий постоянно искал компромисс, не желая понять, что каждая сделанная им уступка будет вынуждать его делать следующий шаг до тех пор, пока в такой «игре» у Советской власти существует хоть малейшая заинтересованность. Конец же «игры» был предопределен изначально.

Знаменательно, что Патриарх Тихон не включил в свое завещание в качестве возможного преемника митрополита Сергия, назвав вероятными Местоблюстителями митрополитов Агафангела (Преображенского), Кирилла (Смирнова) и Петра (Полянского). Последний и возглавил управление русской Церковью после смерти в апреле 1925 г. Святейшего Патриарха Тихона. Митрополиты Агафангел и Кирилл в тот период времени были лишены свободы.

Ближайший сотрудник почившего Патриарха, митрополит Петр, за пять лет до того принявший постриг и первую (иерейскую) хиротонию от Владыки Сергия, управлял Церковью совсем недолго: в декабре 1925 г. его арестовали. Согласно его завещанию, заместителем Патриаршего Местоблюстителя стал Нижегородский митрополит Сергий (Страгородский). Он получил власть, которой давно добивался, но которая в тех условиях была скорее искушением. Как трезвый политик, митрополит Сергий не мог не понимать, что его будут терпеть (именно «терпеть»!) только до тех пор, пока он предпринимает усилия по «легализации» так называемой тихоновской Церкви. В понимании ответственных работников ОГПУ это значило пойти на полное признание новой атеистической власти, сделать ее арбитром при решении внутрицерковных вопросов (прежде всего, разумеется, кадровых).

«Третий путь» нуждался в очередной корректировке.

«Корректировать» же значило лишь одно: постепенно подчинять церковную политику политическим целям партии большевиков, давно и торжественно провозгласившей своей целью искоренение религиозных «предрассудков» на одной шестой части суши. Надо признать, атеисты во главе с начальником VI отделения Секретного Отдела ОГПУ товарищем Е. А. Тучковым знали свое дело, умело внося раздор в церковную среду и пользуясь каждым промахом православных иерархов, желавших добиться «легализации» на старой, многократно декларированной, основе аполитичности Церкви. Впрочем, ОГПУ было в большей степени органом исполнительным, так сказать «материализовавшей» политические установки партийного руководства страны. За работой по разложению Православной Церкви (равно как и других религиозных конфессий Советской страны) бдительно наблюдала Антирелигиозная комиссия (АРК)

Политбюро ЦК РКП (б) во главе с Емельяном Ярославским, созданная в недоброй памяти 1922 г. и просуществовавшая до 1929 года (т. е. до начала массовой коллективизации и, следовательно, до начала «полного и окончательного» уничтожения религии – прежде всего Православия – в сельской местности). Именно Антирелигиозная комиссия, куда входили многие видные деятели большевистской партии, была основным, центральным планирующим и координирующим антирелигиозную деятельность органом. Эта комиссия разрабатывала всесоюзные пропагандистские кампании, там же родились аргументация, стиль и язык воинствующего атеизма. В 1924 г. АРК приняла решение о создании Союза воинствующих безбожников СССР. «Анализ деятельности АР комиссии, – пишет ее исследователь С. Н. Савельев, – убеждает в том, что с 1922 г., с издания программной статьи Ленина, с момента организации Комиссии, была поставлена стратегическая цель – искоренение религии всеми доступными средствами.

Конец ознакомительного фрагмента.