Он еще вернется сюда, через много месяцев, утвердив свою власть над страной. И вновь дотошно перероет всю поляну, даже прикажет сдвинуть с места большой камень, но всех сил следовавшего с ним отряда не хватит на это, камень как будто врос в землю. Так и не найдя меч, раздраженный неудачей Мортдюк приступил ко второй задаче. Немало храбрецов сорвалось в пропасть, пытаясь достичь обломков кареты, но в конце концов удалось извлечь и поднять тело. Но об этом, равно как и о том, чье тело было поднято, никто не узнал. Поздним вечером того дня основной отряд, расположившийся у подножья гор, увидел своего короля, мчащегося в одиночестве, в залитых кровью доспехах.

– Варвары, на нас напали варвары, – объяснил он на удивление спокойным голосом и вдруг, повернувшись к горам, закричал: – Я еще вернусь!

Свои обещания Мортдюк частенько забывал, как это свойственно всем королям, но угрозы – никогда! Он вернулся, через много лет.

Но это было в будущем, до этого много воды утекло. Более того, еще до громогласного обещания Мортдюка произошло одно событие, оставшееся для него неизвестным, но определившее и это самое будущее, и судьбу самого Мортдюка, и судьбу стран, лежавших окрест.

Началось все с внезапного порыва королевы Гиверы. Она, отдыхавшая на плоском камне, покрытом толстым слоем мха, почувствовала вдруг неудержимое желание укрыться от окружавших ее мужчин, возбужденных предвкушением близкой битвы, в каком-нибудь тихом уединенном месте. Она встала и безошибочно направилась к купе кустов у скалистой стены, раздвинув их и увидев расселину, она без долгих раздумий принялась взбираться наверх, благодаря древний ручей за услужливо проточенные ступени.

Большой живот изрядно стеснял ее движения, но не тянул вниз, а, казалось, наоборот подталкивал ее вверх и побуждал напрячь все силы для последнего рывка. Гивера уже коснулась руками травы на верхнем косогоре, когда до нее донесся крик короля Картриха, но она не ответила мужу и даже не оглянулась, ее глаза были прикованы к цели ее путешествия, к убежищу, к которому ее вел инстинкт. Шагах в пятидесяти перед ней лежала завалившаяся на бок огромная ель, вывороченные корни, вздымавшиеся выше росших вокруг кустов, обещали надежное укрытие.

Поблизости приветливо журчал ручей. Гивера подползла к нему, напилась по-собачьи холодной, удивительно вкусной воды и, не поднимаясь, двинулась дальше. Ей даже не пришлось раздвигать кусты, снизу был удобный лаз, будто специально для нее сделанный, еще одно усилие, и Гивера упала на пышную подстилку из листьев. Листья были сухие, корни ели образовывали плотный купол, достаточно высокий, чтобы Гивера могла сесть, лаз, казалось, закрылся и орешник стоял сплошной стеной, лишь сверху оставался просвет, в который было видно чистое, голубое небо. «Как хорошо! – подумала Гивера. – То, что надо!»

Сердце еще бешено колотилось после подъема, но еще сильнее бился внутри живота ребенок.

– Знаю, что пора тебе на волю, – сказала ему ласково Гивера, – давай, полежи немного спокойно, соберись с силами и – вперед!

Ребенок, казалось, услышал первый материнский совет и умерил свое буйство.

«Вот и срок подошел, – подумала Гивера и, зацепившись за слово «срок», улыбнулась, – какие же мужчины глупые, даже самые умные из них! Нам, женщинам, даже самым глупым, ничего не стоит обвести их вокруг пальца. Вот Картрих, он ведь уверен, что до срока еще почти два месяца. А как же иначе, ведь за весь последний год он только и был в Кареймсбурге, что те несколько дней в конце декабря, во время короткого зимнего перемирия в этой проклятой войне. А потом вновь умчался прочь, и ничто не могло его подвигнуть хоть недолго вернуться в столицу, даже весть о долгожданном счастливом событии.

Нет, одно все же подвигло – мятеж. Интересно, что бы Картрих делал, если бы знал, что ей вот-вот предстоит родить? Пустился бы в долгий и опасный бег или попытался бы отсидеться за крепкими стенами Кареймсбурга, давая ей возможность родить наследника в тепле и уходе, в окружении опытных лекарей и повивальных бабок? Нет, наверно, сделал бы все так же, как и сейчас, так, как он считал наилучшим для сохранения власти, его власти. Нас мужчины в расчет не принимают, даже лучшие из них. Они уверены, что нам давать жизнь столь же легко, как им отнимать ее у других. Нет, свои труды они почитают даже более тяжелыми. Картриха бы сейчас сюда, на мое место! Нет, его не надо! Никого не надо!»

Гивера тяжело перевернулась на другой бок, прикрыла глаза и на какое-то время забылась. Разбудил ее звон мечей и крики, доносившиеся снизу.

«Ну вот, опять начали свои игры!» – с ненавистью подумала она и поспешила убежать как можно дальше, в замок короля Гальбы, своего отца. Но вспоминала Гивера не счастливую пору детства, а те дни, когда она с трепетом ожидала прибытия своего нареченного жениха, короля Картриха. Уже тогда слава о его силе и благородстве гремела по всей земле. С каким восторгом слушала она рассказы отца о многочисленных битвах, в которых Картрих неизменно выходил победителем, о его возвышенно-уважительном отношении к женщинам, столь непривычном в их жестокое время, что поначалу оно вызывало недоумение и насмешки, но постепенно вошло в обычай и при его дворе и в сопредельных странах.

Гивера не помнила себя от счастья, что именно на нее пал выбор короля Картриха, которого вот уже четверть века вожделели все девушки и женщины подлунного мира, короля, который с готовностью преклонял колено перед каждой прекрасной дамой, но ни с одной не склонился вместе перед алтарем. Гивера даже обижалась немного на отца, который, говоря о предстоящей свадьбе, радовался в первую очередь тому, что этот брак укрепит его союз с королем Картрихом и, что было ей совсем непонятно, навсегда обезопасит его державу от возможных притязаний могущественного соседа, который, проповедуя благородство и милосердие, не гнушался применять силу для насаждения своих светлых идеалов и неустанно расширял царство справедливости, то есть свое собственное королевство. О счастье Гиверы король Гальба если и говорил, то лишь в последнюю очередь, и это при том, что он души в дочери не чаял.