– Хорошо! – обрадовался Витя.

Асфальтовая дорога дугой огибала деревню. Небольшой магазинчик стоял минутах в двадцати ходьбы по направлению в город, почти на перекрестке с шоссе. Поставили, наверное, с расчетом на то, что у оживленной трассы торговля пойдет бойчее. Туда Витя всегда шел с подъемом – озорно и радостно. Но на обратном пути задор угасал, и к концу Витя уставал по-честному, плелся понурый, думая: скорее бы дом.

Они шли по узкому асфальту. Витя звучно шлепал калошами в слякоть. Брызги воды подлетали вверх и повисали на валенках россыпью мутных капель. Снег вдоль дороги осел и стал серым. Деревья тоже почернели, они вобрали в себя влаги и выглядели потяжелевшими. В щербинах асфальта попадались небольшие лужицы. Вите очень хотелось шлепнуть и по ним, но бабушка, как будто зная наперед его мысли, крепко сжимала Витину руку и тянула в сторону. «Эх…» – вздыхал он про себя. Так же поступала бабушка, когда по дороге проезжали автомобили. Услышав их приближение со спины, она останавливалась, сильней стискивала Витину руку и оттягивала к обочине, загораживая собой. В силе ее был страх, и Витя безропотно повиновался. И только с любопытством ждал: грузовая, легковая? Ждал, когда выскочит, громыхая металлом, и пронесётся, вздымая крылья водно-снежного месива, очередная забросанная грязью машина. Вите нравились грузовые. Они шли медленно. И под могучим кузовом можно было разглядеть рычаги, пружины, детали…

– Куда летят? Как будто не видят, – все повторяла бабушка сердито.

За последнее время она очень изменилась. Витя часто слышал, как его бабушку называют молодой, но теперь она как-то резко постарела: ссутулилась, сжалась, лицо сделалось сухим, невеселым. Витя помнил выходные, когда увидел эту перемену, быструю, как будто в книжке перевернулись страницы. Несколько дней мама последним забирала его из детского сада. Потом она сказала, что дедушка сильно заболел и навсегда отправился на небо. Когда они приехали в деревню, бабушка стояла у калитки одна. Закутанная в черный платок, зябкая, тихая, другая.

– Бабушка, ты такая грустная, потому что дедушка умер? – спросил Витя.

Но бабушка ничего не ответила. Погладила Витю по голове, а потом горько сжала губы. Витя никак не мог понять, что это значит – дедушки больше не будет. Казалось, зайдет во двор и обязательно встретит деда, занятого каким-то делом. Витя заглядывал в дом, ходил в сад, отворял тяжелые огородные ворота – и за каждой дверью ждал этой встречи. Но дедушки и вправду нигде не было…

Впереди показался магазин. Бабушка, как будто вспомнив, спросила:

– Тебе на день рождения-то что подарить? Выбрал?

– Нет еще, – ответил Витя.

– Еще? Смотри – потом купить не успеем, останешься без подарка! Витя промолчал.

– Слышишь?

– Угу, – пробормотал Витя.

– Угу.

В магазине посетителей не было. Продавщица – полная женщина с пухлыми пунцовыми щеками и заплывшими блестящими глазками, в вязаной жилетке поверх синего фартука и чепце на рыжих, как луковая шелуха, волосах – стояла, облокотившись на прилавок.

– Здравствуй, Валя, – поздоровалась бабушка.

– Здравствуй, Лида, – ответила женщина.

Бабушка осмотрелась кругом.

– Хлеба одну буханку, пожалуйста, дай, – сказала она.

Продавщица выпрямилась и шаркающей походкой медленно переплыла к деревянному поддону, где были разложены буханки и батоны, хранившие – Витя чувствовал это – сладкий аромат лета, запеченный в румяной хрустящей корочке. Колосящиеся пшеничные поля, теплый ласковый ветер, пахнущие железом качели, спелые нетерпеливые ягоды, стрекотание кузнечиков в зеленой траве, внезапно потемневший день, вспышки молний вдали и первые раскаты грома…

– Как живешь, Лида? – спросила женщина – луковые волосы, уложив буханку в прозрачный пакет.

– Какая у меня жизнь? Живу тихонько, – ответила бабушка.

– Тяжело одной?

– А не одна, внука привозят по выходным, вот и живу пока. Пряники свежие? – Свежие.

– Взвесь полкило.

– Мать-то где? – спросила женщина, кивком указав на Витю. – В городе.

– Чего ей там? – большой совок нырнул в рогожу, зачерпнул пряников и пересыпал в бумажный кулек.

– Работает.

– Уработались…

– Семью-то надо кормить.

– Как внука-то зовут, не помню?

– Витя, – ответила бабушка.

– Витя, – повторила женщина.

Перегнулась через прилавок, приблизив к Вите свое лицо, спросила:

– Сколько уже лет, Витюш?

Потянуло запахом ванилина и луковой шелухи. – Шесть почти, – стараясь меньше дышать, ответил Витя.

– У-у-у, – выдули трубочки-губы, две сморщенные яблочные кожурки, – большой уже, скоро в школу!

– Не скоро, – возразил Витя, – я в следующем году пойду, в этом не успеваю.

Губы растянулись в улыбку:

– Время быстро пролетит, оглянуться не успеешь! – женщина пристально взглянула на Витю и вкрадчиво, будто выведывая тайну, спросила: – Вырастешь – упорхнешь от бабушки, как мамка?

– Нет, – процедил Витя.

– Все так говорят, пока маленькие. А вырастут – ищи-свищи.

– А тебя, Валь, чего давно не было? – спросила бабушка.

Женщина взбила белый чепец.

– А! – сказала она, отмахнувшись. – В городе работала. Зарплата вроде больше, да пока наездишься… Лучше уж тут, у своих.