А это, качества свойственные «рабам», но никак не имущим. Поэтому я бы сильно поспорил на тему того, кто из этих двоих «Бесправный» больше – Джеймс или Кэндис? Оба безоговорочно подчиняются рамкам, в которые их загнали с самого детства, но одна хотя бы старается за них выйти.

– Знаешь, я теперь все вижу в другом свете. Тебя в другом свете, Кэн. Ты такая же, как и все, что были до тебя. А им всегда нужны были мои деньги, высокое положение… да что угодно, Кэн, но только не я. Какую выгоду искала для себя ты? – его голос рассекает воздух звоном стали, настолько он холоден.

– Ты был нужен мне. Мне было хорошо с тобой, – едва ли не плача, шепчет девушка, и мне не нужно смотреть на данные, чтобы понять, что она лукавит.

Нет, я не сомневаюсь в том, что Кэндис было хорошо с Джеком. Любой женщине хорошо и «удобно», когда рядом такой заботливый мужчина.

Но это не то значение, которое необходимо Грейсону.

– Я нуждалась в ком-то сильном… – опустив голову, бросает Кэн, и по застывшей вене на ее напряженной шее, я замечаю, как замирает ее сердце. Болезненно сжимается и снова пускается вскачь.

– Я не хочу иметь ничего общего с Бесправной. Мне жаль, что я потратил на тебя целый месяц, – сухо заканчивает недолгий разговор Джек, и поравнявшись со мной, бросает:

– Обязательно было раскрывать правду таким низким образом? – судя по всему, он окончательно оклемался от шока, и закрыл лицо непробиваемой безэмоциональной маской.

– Я уже побеседовал с нашими восточными гостями, – игнорируя его вопрос, отвечаю я. – Тебя ждет хорошая сделка.

– Что у тебя в голове, Карлайл? – брови Джека сдвигаются к переносице, но он тут же берет себя в руки, и не оглядываясь на Кэнди, покидает комнату.

Я бы сам хотел знать ответ на этот вопрос.

– Ну все, девочка. На сегодня твоя работа выполнена, – когда я подхожу к Кэндис, она делает вид, что не слышит меня. Что меня нет. Она отрицает все, что сейчас произошло, и до сих пор находится в после шоковом состоянии. Даже учитывая то, что Кэн находится на платформе, я все равно возвышаюсь над ней, и ощущаю, как сильно ее это напрягает.

К этому придется привыкнуть, девочка.

– Эй, малыш, – мягко зову я, прижимая тыльную сторону к ее мокрой от слез щеке, и обхватив за скулы, заставляю посмотреть на меня. Затылок немеет, как только заглядываю в голубые воды ее искрящихся от слез, глаз.

– Для этого я нужна была тебе? Что ты сделаешь со мной? – одними губами спрашивает Кэндис, и меня так и подмывает ответить правду.

Все, что захочу.

– Я не причиню тебе вреда, – напоминаю я, с силой сжав впалые скулы.

Глава 2

То, что произошло, могло быть нежным, как дань любви, а могло быть и символом унижения и покорения. Это мог бы быть поступок влюбленного – или солдата, насилующего женщину из вражеского стана. Он выражал этим презрение и насмешку. Он брал ее, не любя, а как бы именно оскверняя, и поэтому она лежала неподвижно и подчинялась ему. Достаточно было бы малейшего проявления нежности с его стороны – и она осталась бы холодна и не почувствовала, что делают с ее телом. Но поступок властелина, который вот так, с презрением, постыдно для нее овладел ее телом, породил в ней тот страстный восторг, которого она так долго ждала. Айн Рэнд «Источник»

Макколэй

Просто прикасаясь к ее коже, я уже могу ощутить ее слабый, едва заметный пульс, посчитать замедляющиеся с каждой секундой удары ее сердца. Его затихающий ритм говорит мне о том, что Кэндис близка к потере сознания.

Вполне ожидаемая физиологическая реакция на процесс связывания, полное обездвиживание тела, перенесенный стресс, психологическое давление, предательство ее многострадального «любимого»… Кэндис еще не поняла, что ее чувства к Джеймсу всегда были притянуты за уши, насквозь фальшивые, выдуманные. Ее мнимое притяжение к этому мужчине всегда было лишь способом убежать от реального влечения к тому человеку, кто всегда смотрел на нее сверху вниз. Каждый мой взгляд – как напоминание о ее раболепском прошлом, неприкрытый укор, в котором она видела вызов, и одновременно то, что привыкла видеть.

Кэндис может вечность отрицать правду, но истина от ее неприятия себя не изменится: как и у любой бесправной девушки, программа подчинения прописана в ее генах, выбита на коже, впитана с молоком матери, которая, так или иначе, желая того или нет, привыкла быть «под» несколькими слоями наиболее высших каст. Но и на миллионное стадо Бесправных, всегда найдется «белая овечка», жаждущая всем доказать, что именно она способна вырваться из закрытой поляны, чтобы жить жизнью, где она вправе решать, куда ей идти, где пастись, и как жить. Все ее существо жаждет свободы, простой человеческой и банальной свободы, и я это чувствую.

Так жадно и отчаянно жаждет. И так глупо.

Что даже не удивительно, почему Кэн всю жизнь подсознательно искала самый легкий путь «вырваться из грязи». Вот и вся ее пресловутая «влюбленность». Лишь желание добиться цели, урвать свою долю выгоды, применив женскую хитрость. Вдохнуть полной грудью, взобравшись на вершину Олимпа и навсегда стереть с себя клеймо рабства.

Правда в том, что она никогда не сотрет его с себя, до тех пор, пока считает, что оно вообще на ней есть. А она так считает.