Шрифт:
«Конечно, Трэв» [10] .
Все в Feeble стриглись сами. Я научился стричься у Ноэля, не то чтобы там была какая-то особая техника: я просто хватал ножницы и отрезал волосы. Они у меня постоянно были разной длины, и у меня получалась сраная панковская стрижка. Лучшее, что можно было о ней сказать, – волосы и правда стали короче, чем раньше. Так я и стригся, пока не купил себе электробритву и не стал бриться налысо. Когда у меня появилась бритва, я стал брить голову каждые три недели, а оставшиеся волоски красил.
10
Спустя шесть лет мы с Вингом открыли две таких закусочных во Внутренней империи. Я владею 49 процентами компании, а он ею управляет. В одной такой закусочной под потолком висит моя старая барабанная установка. Это мечта, ставшая реальностью – я и по сей день люблю «Ваху».
Нет ничего плохого в том, чтобы выглядеть не так, как все остальные. Просто представь, что всё это время все ошибались.
Я рассказал Джиму, своему лучшему другу из Фонтаны, как прекрасно живется в Лагуне, и он тоже переехал. Мы каждый день ходили на пляж. Квартира Ноэля находилась в трех километрах от воды, поэтому мы вместе шли туда пешком или ехали на скейтбордах. По выходным мы иногда по четыре-пять раз на дню ходили из квартиры на пляж и обратно.
Однажды мы отправились на серфинг, и там были чудовищные волны: не такие большие, как на Гавайях, но от метра до двух высотой. Мы с Джимом были в восторге, но прилив был очень сильный. Когда мы зашли в воду, течение оказалось таким мощным, что нас тянуло и тянуло от берега, – мы уже перестали различать, что на нем находится. Дома превратились в крошечные точки. Мне так страшно еще никогда не было. Мы оба поскальзывались и падали, но в конце концов поняли, что у нас нет другого выбора, кроме как грести к берегу. На это у нас ушел примерно час – когда мы туда приплыли, все друзья уже ушли, и мы с Джимом просто лежали на песке, измученные, но довольные тем, что мы живы. Сразу было видно, что мы не местные.
В Лагуне-Бич большое сообщество геев. Я ничего не имею против геев, но, когда я рос, я с ними особо не общался, поэтому для меня это было в новинку. (Или, может, я и был с ними знаком, просто они не афишировали свою ориентацию.) В Фонтане не было гей-клубов, а в Лагуне был большой и очень популярный ночной клуб под названием «Бум-бум-рум». Когда я совершал свой дневной обход, мне приходилось подбирать использованные презервативы возле этого клуба: это было отвратительно.
Джим устроился на работу в кафе на пляже, но из всех работников был единственным гетеросексуалом. Каждый раз, когда он наклонялся, чтобы что-то поднять, один из официантов становился сзади и делал вид, что его трахает. Я это видел, когда проезжал мимо кафе на скейте, – Джим так бесился, но было очень смешно.
Мы с Джимом купили билеты на летний музыкальный фестиваль «Эпитаф Саммер Нэшенелс», где участвовали почти все группы лейбла «Эпитаф». Это был самый классный концерт: он был квинтэссенцией всего, что тогда происходило в музыке, и как раз начали появляться самые крутые группы. Мы видели Total Chaos, мы видели SNFU, мы видели Rich Kids on LSD. Я впервые увидел Rancid вживую – я стоял в первом ряду. Тим Армстронг иногда плюется, когда поет, и один раз он плюнул прямо на меня. Мне было всё равно – это были лучшие выходные в моей жизни.
В первом ряду на этом концерте я словно стоял рядом со своей мечтой. В некотором смысле она стала ближе, чем когда-либо, но я по-прежнему не знал, как ее осуществить. Иногда я уезжал с побережья на концерты в «Барн», маленький клуб в кампусе Калифорнийского университета в Риверсайде. Однажды вечером у клуба я увидел знакомого барабанщика – они тогда играли концерт. Он не был моим любимым барабанщиком, но я был рад поговорить с любым профессиональным музыкантом. Я подошел к нему и начал забрасывать вопросами: «Эй, ребята, во сколько вы играете? На каких барабанах ты играешь?»
А он сказал: «Отойди от меня, парень, у меня нет на тебя времени».
Я был ошеломлен – я поверить не мог, что он такой придурок [11] . Я стал часто бывать в «Барн» и подружился с Биллом Фолдом, промоутером. Он был классным парнем на несколько лет старше меня. До клуба мне было ехать полтора часа в одну сторону, но Билл всегда организовывал лучшие концерты, будь то хип-хоп, метал или панк-рок. И он обожал Misfits, поэтому приглашал их играть как минимум раз в год. Иногда я просто тусовался там и смотрел концерт, иногда проверял у посетителей билеты на входе или делал еще что-нибудь, о чем Билл меня просил.
11
Несколько лет спустя, когда к Blink-182 начал приходить успех, тот барабанщик связался со мной и спросил, могу ли я с ним встретиться и показать пару фишек. Мне так хотелось рассказать ему о том вечере, когда я обратился к нему с такой же просьбой, а он меня послал. Я ничего не сказал, но, конечно, так с ним и не играл. И я никогда не обращался с поклонниками так, как он поступил со мной.
Моей основной группой были Feeble, но на стороне я играл с любой группой, которая об этом попросит: иногда я называл сам себя барабанщиком-шлюхой. Например, я играл в трио под названием Crawl со своими друзьями Билли и Алексом – у нас была постхардкорная музыка под влиянием Quicksand и Rocket from the Crypt. Мы отыграли два концерта, а потом один из парней ушел. Мы его заменили, слепили еще много песен такого же плана и назвались Box Car Racer. Эта группа тоже продержалась два концерта.
Однажды вечером после того, как Feeble отыграли концерт в «Хеннесси», я просто болтался там и грустил, потому что девушка, которая мне нравилась, в этот день не работала. Ко мне подошли две женщины постарше – они смотрели наш концерт. Одна из них, похожая на цыганку, сказала: «Я не слушаю такую музыку, но вижу, что ты делаешь людей счастливыми. Ты будешь играть перед тысячами людей и продавать миллионы пластинок. Дорогуша, я всё вижу – это моя работа». Она была пьяна, но в ней было что-то такое, что я ею увлекся. Она проговорила несколько часов. Было где-то два часа ночи, когда я услышал, как друзья ругают меня за то, что я пытался ее подцепить. Было просто потрясающе слушать ее слова о том, что я стану великим барабанщиком и что я сделаю множество людей счастливыми, и это напомнило мне слова мамы. В тот вечер я вернулся домой полный надежд.