– А вы действительно колдунья? – едва сдерживая свой восторг, спросил один из крестьянских мальчишек, когда бабушка Марселла вышла вслед за мной во двор.

Она вынесла еще один кувшин с молоком и отдала его детям, которые с удовольствием, отпивая по чуть-чуть, стали передавать его друг другу.

– Почему ты так решил? – лукаво улыбаясь, спросила она у задавшего ей вопрос мальчишки.

– Ну.., – протянул он, не зная, как лучше ответить, чтобы не обидеть ее и не нарваться случайно на превращение в какую-нибудь жабу.

Ему на выручку пришла деревенская девчонка, его двоюродная сестра, которая была на пару лет старше и, соответственно, сообразительнее всех остальных детей, толпившихся во дворе бабушки Марселлы.

– Потому что вы живете одна на опушке леса, – сказала она, принимая вид знатока. – Потому что вы появились так внезапно, когда Марьюшка упала. И еще потому что мы думали, что Марьюшка умерла, а вы ее исцелили, и теперь она жива, как и прежде.

– И еще потому что, – добавил, осмелев после слов сестры, крестьянский мальчишка, который первым задал этот вопрос старушке. – Потому что мы прислушивались у окна, когда вы с Марьюшкой были внутри, и слышали, как вы что-то шептали возле нее.

Слушая рассуждения детей, бабушка Марселла лишь загадочно улыбалась. Она могла бы легко опровергнуть каждый из доводов этих ребят, но не хотела этого делать. Много позже я узнала, что причиной этому была искренняя ее любовь к детскому воображению. Именно эту детскую способность: благодаря своей всеобъемлющей фантазии видеть намного больше того, что способен разглядеть взрослый, бабушка Марселла ценила больше всего на свете. Она пронесла ее в себе сквозь долгие года своей жизни и старалась питать ее во мне все последующие годы нашего знакомства.

– А что вы делали возле тех развалин? – спросила она после того, как дети, выжидая ее ответа, немного умолкли.

– Мы ходили посмотреть разрушенный дом старой ведьмы, – ответил кто-то из детей.

При этом каждый из нас почувствовал какую-то странную неловкость и смущение, словно мы, сами того не желая, оскорбили старушку. Но бабушка Марселла как будто и не заметила нашего смущения.

– Ведьмы? – удивленно переспросила она.

– Да, – чуть более уверено добавила старшая девочка. – Взрослые ребята говорили, что давным-давно там жила ведьма.

Тут бабушка Марселла засмеялась, и ее смех напомнил мне перезвон тысячи маленьких колокольчиков.

– Много они знают, твои ребята! – воскликнула она, все еще смеясь. – Вот фантазеры!

– Так там не жила ведьма? – удивилась я.

– Конечно, нет! – бабушка Марселла легким движением руки смахнула слезинки, выступившие от смеха у нее на глазах. – Много лет назад, когда я была заметно моложе, чем сейчас, там жил старый лесничий. Потом он умер, но ничего сверхъестественного в его смерти не было. Он был уж старик, и умер так, как и полагает умирать всем старикам. Как только это случилось, в деревне выбрали нового лесничего, который имел семью и не захотел переезжать в отдаленный дом. Новый лесничий остался жить в деревне, а дом старого лесничего так и остался пустым и никому не нужным. А когда человек покидает этот мир, то и дом его умирает вслед за ним. Вот и вся история.

Глядя на старушку, я подумала о том, что у нее удивительные глаза. Они были прекрасны, приветливы и удивительно молоды, а еще они словно светились изнутри ярко-синим лучистым светом. Я не знаю, как это произошло, но в тот день бабушка Марселла как-то сразу покорила мою душу и привязала меня к себе.

– А вы настоящая… – спохватившись, я оборвала себя на полуслове.

– Ведьма? Ты это хотела сказать? – бабушка Марселла все еще улыбалась, загадочно глядя на меня.

Я смутилась и не смогла ничего ответить. Лицо мое раскраснелось от стыда, но старушка, видя мое смущение, сказала, слегка наклонившись ко мне и пристально вглядевшись в мое лицо:

– А что бы ты хотела услышать в ответ на свой вопрос?

Сгорая от стыда, я пожала плечами и опустила взгляд на землю, что была под ногами у старушки. Действительно, а что я хотела бы услышать? Что она – настоящая ведьма? Но я никогда не желала иметь знакомства с ведьмами. Меня учили страшиться их, а бояться бабушку Марселлу мне совсем не хотелось. Скорее, мне хотелось с ней дружить. В то же время, если бы старушка сказала, что она – всего лишь обычная крестьянка, я бы тоже расстроилась, ибо мое детское воображение уже вознесло ее на пьедестал всего самого необычного из того, что довелось мне увидеть за всю свою недолгую жизнь. Видя мою искреннюю растерянность, старушка не стала меня больше мучить и сказала, обращаясь не только ко мне, но и ко всем детям, что собрались у нее во дворе:

– Некоторые не очень разбирающиеся в таких делах взрослые, и правда, называют таких, как я, ведьмами. Но мне не нравится это слово, потому что оно грубое и злое. Нет, я не ведьма. Ведьмы убивают и проклинают, а я же лечу и спасаю жизни. Это совершенно другое. Я – целительница, а не ведьма. Вот ты, – она указала на меня. – Ты когда-нибудь видела новорожденного ребенка?

Я расстроено покачала головой. В тот момент мне было так стыдно за свои нелепые вопросы, что я боялась даже говорить.