– Человек, который хоть раз в жизни принимал роды или видел новорожденного, не сможет проклясть или убить никого. Ни животного, ни человека.

– Почему? – осторожно спросила я.

– Потому что все мы желаем жить, – старушка улыбнулась, желая подбодрить меня. – И это желание пылает в нас столь сильным огнем, что невозможно найти в себе силы погасить его. С возрастом, конечно, мы учимся скрывать этот огонь и даже гасить его внутри себя. Именно поэтому я и заговорила с вами о новорожденных, так как у них этот огонь особенно силен. У них он настоящий. Никогда не забывайте про этот огонь. Дайте ему волю, и он изменит всю вашу жизнь.

Сказав последние слова, она легонько ткнула меня в грудь и внимательно, будто сомневаясь в том, поняла ли я ее, посмотрела в мои глаза. Мне показалось, что она читает мои мысли, но я и сама толком не знала, о чем думаю. Мне было и страшно, и любопытно, и еще стыдно от того, что мне было и страшно, и любопытно. Деревенские ребята, кажется, тоже разделяли мои чувства, так как все они притихли и замерли, слушая слова старушки. Каждый из них думал о своем, чувствуя внутри себя безудержный детский огонь стремления к жизни.

С тех пор я часто навещала бабушку Марселлу. Временами деревенские ребята приходили вместе со мной, но чаще я заглядывала к ней одна, так как моим крестьянским друзьям родители строго запрещали разговаривать с женщиной, которую все в деревне называли ведьмой. Моя мама тоже не находила особой радости в нашем знакомстве, но я, будучи единственным и горячо любимым ребенком, смогла внушить ей то, что в моем общении с этой старушкой нет и не может быть ничего плохого. К тому же весть о том, что бабушка Марселла по-настоящему спасла мне жизнь, заметно смягчила маму и улучшила ее мнение о ней.

Мне очень нравилось общаться с бабушкой Марселлой. Я любила слушать истории о ее молодости и о тех временах, когда ее самой еще не было на этом свете. Необразованная, в том смысле этого слова, в котором меня с раннего детства учили его понимать, она знала бессчетное множество легенд и сказаний. Иногда мне даже казалось, что бабушка Марселла знает ответы на любые вопросы, какие только могли бы возникнуть в моей голове. Как-то я сказала ей о том, что считаю ее самой умной женщиной из всех тех, кого я знаю, но старушка на мое замечание засмеялась своим искристым смехом и сказала, что она совсем не умна, и многое знает не оттого, что ученая, а потому что пожила много и видела всякое. Тогда, будучи еще совсем ребенком, я не вполне поняла то, что она имела в виду, и решила, что старушка просто ко всем прочим своим заслугам еще и обладает невероятной скромностью.

Помню, что в первый раз, приходя к ней в одиночестве, я испытывала неописуемый страх при мысли о том, что мне нужно будет подойти одной так близко к лесу. Мне казалось невероятно жутким жить в одиночку столь близко к диким лесным животным, и я, конечно же, сказала об этом бабушке Марселле, но в ответ она сначала снова засмеялась, а потом, вдруг неожиданно посерьезнев, сказала с какой-то непонятной для меня глубокой душевной скорбью:

– Люди бывают куда как пострашнее зверей.

Отчего-то эти слова врезались в мою память, хотя и помню, что в тот момент, я готова была с ней не согласиться. Люди, что окружали меня в детстве, всегда были очень добры, в то время как от диких животных, как мне казалось, можно было ожидать, чего угодно.

Узнав про этот лесной страх, бабушка Марселла решила помочь мне с ним справиться, и поэтому стала водить меня в лес, учила говорить с ним и слышать его песню. Она показала мне тайные тропы, проходящие через самые глухие чащи, и маленькие, никому неизвестные озера, окруженные плотными кольцами труднопроходимых зарослей. Никогда не забуду эти волшебные часы, проведенные наедине со старушкой глубоко в лесной чаще. Благодаря бабушке Марселле, я очень быстро перестала бояться леса и животных, которые обитали в нем. Удивительно, что и они совсем не боялись меня и никогда не пытались выражать агрессию. Многие из них смело подходили к бабушке Марселле и брали еду из ее рук. Вскоре и я смогла подкармливать оленей и даже гладить шустрых кроликов, в обилии обитавших в нашем лесу. Тогда же я узнала, что старушка лечила не только людей, но и животных, если в том была необходимость.

Помню, как я впервые увидела раненного зверька. Мы нашли его случайно, когда бродили по лесу в поисках грибов, которые можно было бы засушить на зиму. Сначала мы услышали протяжный, словно зовущий на помощь писк, а потом увидели и само животное. Это был маленький, испуганный бельчонок, что повредил заднюю лапку, выпав из дупла высокого дуба, под которым теперь лежал. Бабушка Марселла подняла его и приласкала, а он сжался в комочек и весь дрожал от боли и страха перед нами. Мое сердце трепетало от жалости к этому крохотному созданию.

– Надо бы забрать его домой, – сказала старушка, внимательно осмотрев лапку бельчонка.

Мы поспешили вернуться в избушку бабушки Марселлы, где она положила бельчонка на стол и, приказав мне приглядывать за ним, принялась суетиться, разводя огонь в очаге и доставая из маленького сундучка какие-то травы и снадобья. Я с любопытством наблюдала за тем, с какой тщательностью она перебирает разные склянки и коробочки в поисках того, что могло бы пригодиться ей для лечения несчастного бельчонка. Несмотря на свой преклонный возраст, старушка двигалась очень быстро, ловко и без малейшей тени усталости, словно бы какая-то мощная живительная сила питала ее изнутри. Бельчонок тоже притих и свернулся в клубочек, исподтишка наблюдая за нами. Бабушка Марселла, вскоре закончив все приготовления, вернулась к столу. Осторожно взяв в руки бельчонка, она еще раз ощупала и осмотрела его ножку. Бельчонок при этом пронзительно запищал не то от боли, не то от испуга.