Шон опускает шлем и снимает с плеч рваную рубашку. Его тощая грудь сплошь покрыта порезами и кровоподтеками.

Сильвио отстегивает ремень безопасности, встает со стула и, постукивая тростью, направляется к парню. Он выхватывает у него рубашку и, брезгливо схватив кончиками пальцев на расстоянии вытянутой руки, поднимает ее и задумчиво наклоняет голову. Затем тянется к голове парня и скатанной рубашкой завязывает ему глаза.

— Думаю, так будет немного веселее! — говорит он. — Хорошо, давай еще раз.

— Я не могу, — возражает парень, в его голосе звенит паника. — Не смогу управлять мотоциклом!

— Э-э-э, это всего лишь идея. — Голос Сильвио сочится сарказмом. — Было бы любопытно ее проверить. Ведь как иначе усовершенствовать номер? Ума не приложу.

Он театрально почесывает голову, затем смотрит на меня.

— О, да, ты ведь раньше уже сделал предложение, не так ли, дорогой Бенедикт? Ты сказал, что нужно помешать им сконцентрироваться.

— Нет! — кричу я. — Я этого не делал! Я ничего подобного не говорил!

— Только без ложной скромности! — укоризненно произносит инспектор манежа и поворачивается к девушке и парню. — Бенедикт умолял меня назначить его моим креативным помощником! Он очень серьезно относится к этому делу. Он сказал, что желает полного погружения. Он хочет жить среди вас, чтобы до конца понять мотивацию нижестоящих, близких к животным рас. Ты ведь так и сказал, Бейнс? Это ведь твои слова?

— Он лжет! — кричу я.

— О, Бенедикт! Ты не должен стесняться своих наклонностей! Какая разница, что они подумают! К концу сезона или даже к концу дня их обоих уже не будет в живых! Ладно, вернемся к нашему номеру. Бенедикт прав: нужно усилить давление. Может, зажечь огонь или выпустить какое-нибудь дикое животное? Если не ошибаюсь, Бейнс, ты предлагал именно это? О, это было бы идеально! Так и сделаем на премьере. А пока обойдемся завязанными глазами.

Он бросает мне пульт.

— Включай колесо, Бенедикт.

Он протягивает руку с тростью, тычет ею в грудь парню и надавливает. Парень, закусив губу, перестает дышать и неподвижно стоит на месте. Наконец, Сильвио убирает свою трость. На груди у Шона, помимо многочисленных ссадин и кровоподтеков на тощем теле, теперь алеет маленькая круглая ранка.

Я смотрю на девушку: ее глаза расширились от страха, лицо стало испуганным и бледным. Затем перевожу взгляд на парня, после — на вооруженных молчаливых охранников.

Затем на Сильвио.

Он вновь поднимает трость и приставляет ее к груди парня.

— Давай, Бейнс! — говорит он. И снова тычет тростью в Шона. На этот раз он не убирает ее. От трости поднимаются колечки дыма, в ноздри бьет отвратительный запах горелого мяса.

Сабатини вопросительно поднимает свои несуществующие брови.

— Так ты собираешься что-то делать или будешь и дальше стоять, глядя, как он поджаривается?

Я тяну руку к панели. Там есть большая красная кнопка включения.

Я со щелчком расстегиваю ремень, набрасываюсь на Сабатини и выбиваю у него из рук трость.

Тотчас подбегают охранники, которые оттаскивают меня и заламывают руки за спину. Один из них поднимает трость и отдает ее Сильвио.

— Бейнс! Довольно играть в двойного агента! Этим ты никого не обманешь, даже этих тупоголовых Отбросов! Мы все знаем, что ты — Чистый! Мы все знаем, кто твоя маменька! Мы все знаем, что твои выходки всегда сходят тебе с рук!

Я чувствую на себе тяжелый взгляд девушки: ее глаза обвиняют меня, рассекают словно труп.

— Начинайте сначала, на этот раз — с завязанными глазами! — приказывает Шону Сабатини. — Хотелось бы остаться и посмотреть, но, увы, я обещал Бенедикту показать мои владения. Он ждет — не дождется их увидеть! — Сильвио поворачивается к охранникам. — Ты! — подзывает он одного из них. — Пойди и скажи, чтобы под шаром развели огонь. Потом сообщишь мне, как идут дела. Ты пойдешь с нами, — бросил он другому. — Как-никак Бенедикт — наш особый гость. Ему может потребоваться защита от этих дикарей-Отбросов!

Он развернулся и поковылял прочь из зала с удивительной скоростью. Охранники вновь схватили меня и грубо толкнули следом.

В дверях я оборачиваюсь. Шон уже снял с глаз повязку. Его кулаки сжаты, взгляд устремлен на меня. Его глаза полны ненависти.

Кадир стоит в центре сцены, посреди грома рукоплесканий, лицом к ликующей толпе.

— Спасибо! Спасибо вам всем! — восклицает он, когда шум стихает. — Знаете, почему мы собрались здесь? Потому, что мы стоим на пороге новой эры! Эры обновления, эры возможностей, эры надежды! Однако прежде чем начать шоу, я хотел бы представить вам моих друзей, моих хороших друзей. Люди, мы сегодня находимся в обществе звезд!