Я насчитал пятнадцать особей. Пятнадцать огромных волков, шныряющих взад-вперед по коридору. Время от времени до меня доносится рык и клацанье зубов, когда между ними возникает драка. Одна из таких стычек происходит прямо перед моей камерой. Решетка сотрясается — это волки бросаются на нее.

Я отбегаю назад и сжимаюсь в комок в углу, заткнув ладонями уши. Правда, это не помогает: я все равно слышу вой, рычание, сопение.

Время от времени волки внезапно прекращают свои драки или чем они там занимаются, и из их нутра вырываются скорбные завывания. Но я слышу еще один звук, издаваемый человеком. Крик, надрывный истерический вопль.

— Замолчи, Мэгги! — кричит кто-то. — Ради бога, ты хуже волков!

Но Мэгги, кто бы она ни была, не слушается. А лишь рыдает еще громче.

Я стараюсь думать о приятных вещах, о Хошико, о ее руке в моей, стараюсь представить ее мягкие волосы, ее голос, но не могу: это невозможно. В конце концов, оставляю попытки. Я сижу, сжавшись в комок, слушая вой и вздрагивая всякий раз, когда кто-то из них останавливается у моей камеры. Я не сплю. Да и как тут уснуть? Я просто сижу всю ночь в своем углу. Это самая длинная ночь в моей жизни.

Я поочередно всматриваюсь в их лица: полицейские, похитители, все как один словно окаменели. Все, кроме Кадира. Он стоит, ухмыляясь, уверенный в себе хозяин положения.

— Может, кто-то хочет мне объяснить, что тут происходит? — нарочито мягко спрашивает он.

— Это не то, что ты думаешь! — выдает высокий тип, ослабляя хватку.

— Понятно. — Голос Кадира звучит негромко и приятно. — Это хорошо. Потому что со стороны кажется, что вы собирались сдать мою гостью полиции. Я же обещал ей защиту. Я заверил ее, что в трущобах она в безопасности. Я всем сообщил об этом всего несколько часов назад. Сдается мне, что вы собрались нарушить мой приказ. — Он делает шаг вперед, и его глаза загораются недобрым блеском. — Похоже, вы забыли, на чьей стороне находитесь.

Он делает еще один шаг.

— Хошико, подойди сюда, пожалуйста.

Я подбегаю к нему и становлюсь рядом. Мне все еще не нравится Кадир, но даже он лучше, чем эти ужасные люди.

— Не так быстро! — Полицейский поднимает пистолет и целится в Кадира. Через секунду его напарница делает то же самое.

Кадир смотрит на них, выпучив глаза в притворном ужасе, а затем заходится громким, заразительным хохотом.

— Какого звания вы двое? Давно ли служите? Похоже, что недавно: вы оба еще зеленые, раз понятия не имеете, кто здесь хозяин.

Он поднимает руку и щелкает пальцами. Из темноты появляются фигуры и берут нас в плотное кольцо. Тридцать, сорок человек, их слишком много, чтобы сказать точно.

Над нами, на мусорной куче маячат еще столько же.

— Это мои трущобы. Мои. Последнее время я терпел вас. Автомобили ездят, где им вздумается, крушат дома. Полицейские стучат в двери, пугают людей. Лично мне это уже начинает надоедать. — Кадир делает еще один шаг к копам. Те по-прежнему держат в руках пистолеты, но ведут себя уже не столь уверенно. — Знаете что, я сегодня великодушен. Вот что произойдет. Сейчас вы развернете свои задницы и вернетесь туда, откуда пришли. Вы даже не заикнетесь о своем маленьком открытии. Вы скажете своим начальникам, матери того парня, любому, кто вас спросит, что никакой девушки-беглянки здесь нет. Вы также скажете им, что в следующий раз, когда полицейский решит сунуть нос в мои трущобы, я позволю своим людям делать то, что им нравится.

— Ты что-то забываешься, — говорит полицейская. Она храбрится, но ее голос срывается. — Мы вооружены.

Кадир быстро оглядывается. Его улыбка гаснет, и он смотрит на нее из-под опущенных век.

— Вы начинаете меня раздражать, — говорит он. — Как я уже сказал, я гарантировал этой девушке защиту. Так или иначе, она ее получит, и так или иначе вы вернетесь к себе в участок. В каком виде, целыми или порезанными на куски, зависит от вас.

Он вновь поднимает руку и дважды щелкает пальцами. Кольцо из человеческих фигур сужается, смыкаясь вокруг нас.

— У меня давно есть негласная договоренность с вашим начальством: вы не мешаете мне заниматься делами здесь, я не мешаю вашим делам. Мои люди не будут бунтовать. Мои люди не будут ни на кого нападать, если я не скажу им. Я буду держать все под контролем, буду поддерживать здесь порядок, точно так же, как я это делаю уже много лет. Мы жили в мире, ваша сторона и моя, но это хрупкий мир, неустойчивый. И с вашей стороны было бы крайне неразумно проверять его на прочность. Если моей власти в трущобах будет брошен вызов, у меня не останется выбора, кроме как ответить. Мне не останется ничего другого, как спустить моих людей с поводка.

Полицейский убирает пистолет. Женщина смотрит на него, затем делает то же самое. Кадир улыбается.

— Так-то лучше. А теперь… — Внезапно он повышает голос и рявкает: — Вон отсюда!

Полицейские разворачиваются и бегут. Слышится визг шин, и машина уносится прочь.

Оказавшись в плотном кольце людей Кадира, мои похитители пугливо съеживаются.

Кадир холодно смотрит на них.

— Кадир… — начинает тощий.

— Молчи! — снова рявкает он. Высокий начинает хныкать. Я невольно усмехаюсь. — Отведите эту парочку в мой кабинет. Я разберусь с ними сам, — приказывает он и протягивает мне руку. — Хошико, позволь мне проводить тебя, твои товарищи ждут твоего возвращения.