Что бы она сказала, узнай она, что я ел за одним столом с Сильвио Сабатини, пока ее друзья хлебали помои из корыта?

Поняла бы она, почему я так поступил? Поняла бы она, что у меня не было выбора? Что я был лишен возможности сопротивляться? Что не подчинись я ему, он бы и дальше продолжил издеваться над другим человеком? И как бы она поступила на моем месте? Оказалась бы она сильнее меня? Нашла бы в себе силы дать отпор Сильвио? Посмотрела бы она на меня тем же взглядом, что и Шон? Взглядом, полным ненависти?

Через пару секунд до меня доносится знакомое жужжание, и Сильвио появляется на своем гольфмобиле.

Подъехав, он выключает мотор и осторожно выходит из машины.

— Подождите снаружи! — приказывает он охранникам и нажимает на часах кнопку. Рот клоуна разевается. Сильвио тростью подталкивает нас к нему.

Мы подходим ближе. Клоун будто глотает нас одного за другим. Меня мучает вопрос: выйдем ли мы отсюда или кто-то будет съеден заживо?

Спустя какое-то время слезы кончаются, мы просто сидим молча.

— Я знал, что она мертва, — наконец говорит Нихал. — Она бы никогда нас не бросила. Что бы они с ней ни делали, она все равно возвращалась к нам.

— Я не знаю, важно это для вас или нет, но Бен тоже любил ее.

— Но ведь она не была его мамой! — гневно восклицает Нила. — Она была нашей мамой, а теперь ее не стало.

— Ты несправедлива, — одергивает Нихал сестру. — Бена мама тоже любила, — говорит он мне. — Она рассказывала нам о нем. По ее словам, он никогда не обижал ее. Она говорила, что у него добрая душа. Благодаря ему она надеялась, что в один прекрасный день все изменится.

— Мы хотели познакомиться с ним, — говорит Нила. — Мама всегда говорила, что когда-нибудь мы сможем это сделать.

— Так и будет. Он тоже хочет познакомиться с вами. — Я улыбаюсь, хотя внутри чувствую холод и страх. Где же Бен? Что он сейчас делает?

— Как ты думаешь, мама на небесах? — спрашивает меня Нила.

Что мне на это ответить? Должна ли я сказать ей, что на самом деле я думаю: что рай — это просто сказка, которую люди придумали лишь затем, чтобы попытаться убедить себя, что в этом паршивом существовании, которое называют жизнью, есть некий высший смысл? Даже если Бог существует, почему он постоянно посылает нам испытания? Не пора ли ему очнуться и устранить все гадости в этом ужасном мире, который он сам же и создал?

— Да, — решительно отвечаю я. — Я так думаю. И думаю, она гордится вами обоими.

Нила печально улыбается:

— Надеюсь, однажды я увижу ее снова.

— Непременно, — заявляю я с уверенностью, которой, по правде говоря, на самом деле не чувствую. И тотчас спешу добавить то, во что действительно верю. — На самом деле она никуда не ушла. Она здесь: она часть тебя. Закрой глаза. Почувствуй, как бьется твое сердце.

Я показываю им, как это сделать. Я чувствую Амину глубоко внутри меня. Она навсегда осталась со мной. Я чувствую ее любовь, чувствую ее доброту. А вот Бена я не чувствую. Это хорошо. Это значит, что он жив.

— Когда-то в цирке мы зажигали свечи, чтобы вспомнить тех, кого с нами нет, — говорю я им дрожащим голосом. — Мы благодарили их за все хорошее, что они принесли в этот мир. Думаю, мы могли бы сделать то же самое и для вашей мамы.

— Где же нам найти свечу?

— Не знаю. Но если хотите, я попробую достать.

— Нужно устроить похороны, — серьезно говорит Нихал. — Дядя сказал, что давно пора это сделать. Он и тетя спорили по этому поводу. Мы слышали как-то раз ночью, когда они думали, что мы спим. Дядя сказал, что мы должны как положено попрощаться с ней. Тетя сказала, что это неправильно, потому что вдруг мама еще жива, а похороны — это отказ от надежды.

Нила снова всхлипывает.

— Мы должны ей сказать. Нашей тете. Что мы ей скажем?

— Я пойду с вами, — говорю я. — Мы вместе все расскажем вашей тете.

— А на похороны ты тоже придешь? И зажжешь свечу, как сказала?

Моя первая реакция — паника. Я ведь не знала Прию. На ее похоронах я чужой человек. Как я могу скорбеть о ней, если я ни разу ее не видела? Это фальшиво.

Увы, посмотрев на их несчастные детские личики, я знаю: у меня нет выбора. Конечно, я могу скорбеть о ней. Слезы, которые я только что пролила, я пролила не по себе, не по моей жизни. Я пролила их по ней, по Прии и ее прекрасным детям. Я не знала ее, но они ее любили, и Бен ее тоже любил. Благодаря ей Бен стал хорошим, нежным, добрым и храбрым. Она открыла ему правду. Я должна почтить ее память, должна вспомнить, кем она была. Ради него, ради них, ради нее.

— Да. Если остальные члены вашей семьи не будут против, — отвечаю я. — Пойдемте, я провожу вас домой.

Клоунский зал очень большой. Он не такой огромный, как Аркадия, но все же внушительнее, чем главная арена старого цирка. Новая версия драматичнее, экстравагантнее, ярче прежней. Все сделано с расчетом на толпы зрителей.

Свет выключен, но даже при тусклом освещении цвета яркие, насыщенные. Они тотчас бросаются в глаза — красный, зеленый, синий, желтый. Мы как будто попали в детский сад.