Тут она поняла, что и сама уподобилась остальным обитателям этого дома, солгав, чего никогда раньше не делала до встречи с этим незнакомцем. От этого ей стало не по себе, ведь никаких дел у неё не было запланировано на пару ближайших часов, но Лили казалось, что этот молодой человек как-то связан со всей этой тайной деятельностью её отца, с которой она теперь твёрдо решила разобраться, сидя прошлой ночью в привычной для себя спальне и вытирая нескончаемый поток слёз своим платьем.

Что бы ни решил предпринять в сложившейся ситуации Порохов, всё казалось ему неправильным: с одной стороны, на него давило чувство долга и верность ордену, с другой – существо, утрату которого ему было уже не пережить. Хоть он и не понимал, как можно задаваться подобными размышлениями, ведь вся его жизнь принадлежала тем убеждениям, что равномерно расходились по его венам каждый момент, проведённый среди тех, кто добровольно оставил душу, заменив её лишь жаждой революции, но стоя здесь, стоя на этом месте, среди нечеловеческих картин, глядя на девушку, казавшуюся ему до этого момента лишь отвлекающим от истинного предназначения видением, он был вынужден признать, что общечеловеческие чувства, подобные тому, что испытывают пары, за которыми он с недоразумением наблюдал, сидя в экипаже, сильнее, чем искусственно вживлённая вера в своё истинное и возвышенное предназначение.

Порохов слегка покачивался, чувствуя, что пол этого поместья больше не хочет держать его.

– Я сожалею о вашей утрате, – выговорил он, пытаясь поймать в сгустившемся от его сдавленного дыхания воздухе неопровержимые оправдания своего прихода.

Лили вновь опустила голову, отчего Порохову показалось, что его слова ранили её, но через мгновение она снова подняла взгляд, источавший непревзойденное спокойствие.

– Я знала, что рано или поздно это произойдёт, но не думала, что так скоро.

– Что? Почему?

– Думаю, вы и сами догадываетесь, – мягко произнесла Лили, надеясь вытянуть из него хоть какие-то сведения о своём отце, которые могли быть ему известны.

Порохов замялся, вконец растерявшись, и предпринял попытку оправдаться:

– Боюсь, вы ошибаетесь. Конечно! Я знал вашего отца, но не настолько, чтобы вот так просто приходить к нему без приглашения, что значит мою неосведомлённость о причинах его гибели.

– Тогда зачем же вы пришли? – расстроилась от краха своих надежд Лили.

– Я…

Порохов замолчал, судорожно перебирая в голове все варианты, но единственной и самой верной, как ему показалось, была попытка дать себе ещё форы, выманив Лили для объяснений из дома, ведь этим стенам, окружившим их двоих, осталось не так много времени, и его друзья могли в любой момент заявиться сюда с целой дюжиной динамита, схватить всех, кто нашёл пристанище под этой крышей, спуститься в винный погреб и устроить мощный взрыв, замаскированный под несчастный случай, который пробудит пожар, порождённый ради одной единственной цели – зачистить всё и всех.

– Я понимаю, что отнимаю ваше время, но если бы это не было так важно, то я немедленно бы оставил вас.

– Я на это надеюсь, – испытывающе прокомментировала его слова Лили.

– Не хотелось бы, чтобы вы меня неправильно поняли, но не могли бы мы обсудить всё в более уединённом месте? Подальше от посторонних ушей…

Лили словно ждала этих слов и сразу же поспешила ответить:

– Мы можем подняться в кабинет моего отца.

– Нет-нет, что вы! – пытался наиболее убедительно подвести разговор под свой замысел Порохов. – Я не сомневаюсь, что кабинет вашего отца более чем удобное место для разговора, но боюсь… Оно может нам не подойти. Насколько мне известно, там могут подслушивать.

Лили сделала шаг назад и удивлённо спросила:

– Тогда что же вы предлагаете?

– Я бы предпочёл продолжить наш разговор вне дома. В саду, скажем.

Лили сделала ещё один шаг назад.

– Тогда я вынуждена отказаться и попросить вас покинуть мой дом. Извините меня, но я не знаю ни вас, ни то, что вы могли бы замышлять. А сад – довольно удобное место для недоброжелателей, ведь он занимает огромное пространство, в котором можно легко затеряться.

Порохов попытался остановить её поток слов, но эта стихия оказалась нерушима.

– К тому же… Я не знаю более защищенного от посторонних ушей места, чем кабинет моего отца, что, я могу предположить…

– Я видел, как убили вашего отца! – отчаянно выпалил Порохов от понимания того, что ей нельзя здесь больше находиться, но в это же мгновение в его голову забралось осознание предательства, которое он совершает по отношению к своему ордену, бывшему для него всем – его семьёй, его жизнью, его мечтой. Зачем он это делает? Может быть, лучше всего было бы рассказать ей всю правду, которую, как казалось Виктору, она заслуживает, ведь ещё никто и никогда не поселялся в его сознании так глубоко. Она потеряла отца, а должна была потерять ещё и себя. Разве не честно было бы открыть все карты в последние моменты её вздохов? Нельзя опускаться до предательства! Ведь жизнь Порохова не принадлежит ему. Она лишь часть великой цели, к которой его готовили с самого рождения.