Как теперь ему может повредить никотин?

Бруно огляделся. К трем часам дня улицы в центре опустели. Непривычное зрелище в такой час, в таком районе и к тому же в выходной. Магазины и офисы закрыты. Ни одного прохожего. Призрачная тишина. Только светофоры бессмысленно продолжали регулировать движение на улицах, свободных от машин.

По причине запредельно высоких температур власти, охраняя здоровье сограждан, были вынуждены прибегнуть к чрезвычайным мерам. Жителям рекомендовалось спать днем и выходить из дому только в темное время суток. Чтобы переход на новый режим прошел безболезненно, были изменены графики дежурств полицейских, пожарных и персонала больниц. Все учреждения открывались ближе к концу дня и закрывались на рассвете. Даже суды начинали работу в вечерние часы. Предприятия и фирмы приспособились к переменам: около восьми вечера толпы рабочих и служащих спешили на работу, как в обычный час пик. Никто не жаловался. Напротив: в универмагах и мелких лавочках наметился подъем в делах, поскольку люди с нетерпением дожидались прохлады, чтобы покинуть дома. Едва солнце начинало клониться к закату, они вылезали из своих нор, будто крысы.

Уже около недели дни начинались на закате.

Погода сошла с ума, сказал себе Бруно, вспоминая то, что случилось в прошлом году в Риме, когда сильная гроза обрушилась на город, вызвав блэкаут и опустошительное наводнение. Последствия загрязнения окружающей среды, глобального потепления и в целом похабного отношения к планете. Много ли нужно времени, чтобы проклятый человеческий род истребил себя, сам того не замечая? Беда, и только. Но тут он вспомнил о талисмане, который лежал в кармане пиджака, и рассудил, что, по сути, эта проблема больше его не касается.

Поэтому решил, наплевав на все, внести свой вклад во всеобщее запустение: сделал пару затяжек, бросил сигарету на раскаленный тротуар и раздавил подошвой. Потом направился к машине, припаркованной за углом.

Анонимный звонок.

Ведя подержанный «сааб» по пустынным улицам, Дженко обдумывал информацию, полученную от Квимби. Кондиционер в машине уже много лет не работал, и Бруно держал окна открытыми. Волны горячего воздуха накрывали его, потом откатывались: казалось, он едет сквозь пожар. Бруно было нужно пристанище, не для того, чтобы укрыться от жары, а для того, чтобы поразмыслить спокойно. Хватит ломать голову, тебя это не касается. Но его мучило сомнение. Кто позвонил в полицию? Почему информатор сам не оказал помощь Саманте? Почему не назвал свои координаты? Этот неизвестный мог сделаться героем дня, но предпочел остаться в тени. Чего он боялся? Или – что хотел скрыть?

Дженко знал, что не в силах рассуждать здраво. Перебрал текилы, а может, мешает проклятый листок в кармане. Он мог затвориться в гостиничном номере, который снял неделю назад, продолжить пьянку, начатую в «Кью-баре», и погрузиться в глубокий сон, надеясь не проснуться.

Это не пройдет безболезненно, старик, смирись.

Он решил, что оставаться одному не стоит. Но в таком его состоянии Бруно мог вытерпеть только один человек.

Когда Линда открыла дверь, Бруно понял по выражению ее лица, что вид у него ужасный.

– Боже правый! Ты сошел с ума – ходить по улицам на такой жаре, – рассердилась она, затаскивая его внутрь. – Еще и напился, – добавила, скривившись от отвращения. Его бледность и круги под глазами Линда приписывала аномально высокой температуре воздуха и алкоголю.

Дженко не стал ее разуверять:

– Можно войти?

– Ты уже вошел, идиот.

– О’кей, могу я посидеть у тебя немного или ты занята? – Его одежда от пота промокла насквозь, голова кружилась.

– У меня клиент через час, – отвечала она, запахивая на бронзовом теле синее шелковое кимоно. Вырез открывал маленькие крепкие груди.

– Мне нужно полежать несколько минут, этого хватит. – Бруно двинулся в комнату, высматривая диван. В отличие от «Кью-бара», кондиционер работал, жалюзи были опущены, и все тонуло в приятной полумгле.

– От тебя, знаешь ли, несет блевотиной. Надо бы и душ принять.

– Не хочу доставлять тебе столько хлопот.

– Ты доставишь мне больше хлопот, если провоняешь квартиру.

Бруно уселся на белый, под цвет паласа, диван, который царил в гостиной среди мебели, покрытой черным лаком, и множества единорогов. Те были повсюду, в самых разных формах – постеры, статуэтки, мягкие игрушки; даже заключенные в стеклянных шарах, где все время идет снег. Истинная страсть Линды. «Я – единорог, – сказала она о себе как-то раз. – Прекрасное создание из легенды: никто в здравом уме никогда не признается, что верит в единорогов, но люди веками искали их и ищут до сих пор, надеясь, что они существуют».

В одном Линда была права. Она настоящая красавица. Поэтому мужчины всегда искали ее. И готовы были дорого платить за ее любовь.

– Иди сюда, давай помогу, – предложила она, видя, что Бруно даже не в силах снять с себя пиджак. Линда стянула с него мокасины, уложила на диван, взбила подушку и подсунула ему под голову. Ласково прикоснулась ко лбу:

– Да у тебя температура.

– Это все от жары, – соврал он.

– Пойду принесу холодной водички, при такой духоте организм обезвоживается… Особенно если пить текилу среди бела дня, – ворчала она. – А эту тряпку положу в сушилку, – добавила Линда, подбирая льняной пиджак. – Может, вони поубавится. – И она исчезла в коридоре.

Бруно глубоко вздохнул. Голова раскалывалась, все тело ныло. И хотя он не хотел в этом признаваться, мучил страх. Уже несколько недель он засыпал с трудом. Стресс пожирал его, и когда организм уже не справлялся с тревогой, Бруно мгновенно проваливался в небытие. Не засыпал – сдавался. В самом деле, максимум через полчаса забвения он возвращался к реальности и вспоминал, что судьба его предрешена.

Он мог поговорить об этом с Линдой, разделить с ней груз. Возможно, это облегчило бы душу. Собственно, он и шел сюда за этим, чего греха таить. Линда не просто добрая подруга. Хотя между ними существовал барьер, который они так и не преодолели, она была для него самым близким человеком, почти женой.