Разочарование разожгло огонь внутри меня. Я ничего не понимала. Я только что была в комнате отдыха. Уверена в этом. Но мне сказали, что я вообще не вставала с этой кровати.

– Что я помню? Что я вам говорила?

Он ответил не сразу, и мой кулак сжал одну из подушек.

– Что, чёрт возьми, происходит?
– прокричала я вопрос, в то же время, швырнув подушку, и попыталась встать с кровати. Я больше не хотела тут лежать, не хотела больше тут оставаться, когда мне говорили, что всё, что я знала и не знала, было заблуждением.

– Пока не вставайте...

Но было уже поздно, а его предупреждение осталось неуслышанным. Как только мои ноги коснулись пола, моё тело рухнуло на ковёр. Боль прострелила мои бёдра, а зубы чувствовались так, будто разломались, из-за удара челюстью об пол. Джереми обогнул кровать и опустился на колени передо мной, чтобы проверить мою голову на наличие повреждений.

После нескольких секунд тишины он, наконец, спросил,

– Вам больно?

Эти слова... эти грёбанные слова повторяясь в моей голове, вызвали вспышку картинок. Перемешанные и размытые, они распались на части и ускользнули из моей хватки. Медленно выдохнув, я перевернулась на спину. Как только я увидела его лицо, я вспомнила.

– Парень в капюшоне. Он спросил меня, в порядке ли я, больно ли мне.

– Так.
– Подтянув меня с пола, Джереми удерживал меня, пока не усадил перед собой.
– Что ещё вы помните?

Я мысленно вернулась в прошлое. Такое чувство, будто, плавая в густой грязи, мои руки пытались схватиться за недосягаемые воспоминания. Картинки просто мелькали, но двигались так быстро, что мне пришлось поднапрячься, чтобы понять их смысл.

– Вы спросили, больно ли мне. В комнате отдыха вы спросили меня о том же, и я очнулась здесь.

Волнение, которое я видела в его глазах, угасло, в очередной раз, сменившись давней тревогой.

– Нет, мисс Саттон. Я никогда не спрашивал вас об этом. До недавнего времени.

– Спрашивали!
– снова закричала я, но отшатнулась, когда он полез в карман халата. Предположив, что он вытащит шприц, чтобы успокоить меня, я попыталась отодвинуться, но моё тело чувствовалось вялым и дезориентированным.

– Что за хрень со мной творится?
– я не могла сдержать слёз, не могла сдержать страх и страдание, ставшие моими постоянными спутниками в этом месте. Это один кошмар, перетекающий в другой, один паззл, который всегда будет потерянным кусочком, соединяющим всё происходящее в точке, где я бы всё выяснила.

– Вы всё ещё под влиянием препарата, который я дал вам для терапии. Его действие будет длиться ещё полчаса, но вы, по крайней мере, сможете за это время восстановить координацию и силы, чтобы покинуть эту комнату. А до тех пор...
– обернув свои руки вокруг моей талии, Джереми поднял меня обратно на кровать и поддерживал, пока я не почувствовала, что самостоятельно могу удерживать равновесие на краю.
– ... вы останетесь здесь, чтобы рассказать мне, что вы помните и не помните.

– Как это вообще возможно? Как я могу не помнить то, что, предполагается, произошло, но помнить то, что, по-вашему, вообще не происходило?

Он присел рядом со мной, и до меня донёсся землистый, мужественный аромат его одеколона. Даже не задумываясь, я наклонилась к нему, позволяя его телу поддерживать меня. Тепло и электрические разряды, распространившиеся между нашими телами, вызвали пульсацию по всей моей коже. Когда я коснулась его, я думала, что он отодвинется. Вместо этого, он обнял меня, удерживая и крепко держа у своего бока.

Тишина повисла между нами, прежде чем он нарушил это успокаивающее одеяло своими соображениями.

– Разум - это машина, Алекс. Его сложность равняется его простоте. Повредишь одну область и сможешь забрать у человека способность ходить или говорить. Повредишь другую и заберёшь способность думать или чувствовать. Одно небольшое повреждение в одной области может вызвать безмерные осложнения, в то время как серьёзное повреждение в другой области может привести к незначительным изменениям. Бывали случаи, когда железнодорожный «костыль» пробивал лобную долю человека, и, хотя из-за несчастного случая у него появились изменения в характере, прошло время, и он вновь обрёл всё, что утратил. Бывали случаи, когда одна половина человеческого мозга была удалена, а другая половина заново «переучивалась» и восполняла потери. И всё же, есть и другие случаи, когда лишь незначительное химическое вмешательство или небольшая степень повреждения искалечили людей до такой степени, что они не знали собственных имён или где они находились. В отличие от машин, которых можно откалибровать и обучить, построить и разрушить, от машин, которые схожи по своим функциям и строению, вследствие чего подвергаются дублированию, человеческий мозг индивидуален для каждого человека. Мы дошли до того этапа, где можем разбираться в компонентах мозга, лечить какие-то нарушения с распространёнными и предполагаемыми последствиями, но ещё не ушли так далеко, что сможем назвать или определить, в какой части это нарушение и что послужило этому причиной.

– Так, значит, я безнадёжна?

Он рассмеялся, и звук был словно успокаивающий бальзам от моего гнева. Его руки крепче сжали меня, и я вздохнула, с облегчением не только оперевшись на него, но и предоставив ему груз моих мыслей и эмоций.

– Когда я проходил практику в другом учреждении, я лечил женщину, очень похожую на вас. У неё был настолько тяжёлый случай антероградной амнезии, что на следующий день она не могла вспомнить происходящее в предыдущий день. Она уже была в учреждении несколько лет до того, как я начал стажироваться, и главный психиатр сообщил мне, что хотя она не могла помнить имена или лица сотрудников или других пациентов, она могла помнить распорядок дня. Она просыпалась каждое утро и знала, что нужно ждать у двери медсестру, которая сопроводит её на завтрак. Она знала, что после еды пойдёт к окошку выдачи лекарств, а затем в главную комнату для встреч. Она достаточно различала дни, чтобы понимать, когда идти на групповую терапию, а когда на физиотерапию. Но если бы вы попросили её определить что-то, что не было связано с распорядком дня, если бы вы расспросили детали того, с кем и чем она имела дело изо дня в день, она бы не смогла ответить.