— Я же просила меня так не называть, София, — отозвалась она, проходя внутрь квартиры и осматриваясь.

Иллия Трэкот как всегда выглядела шикарно. Длинное до пят платье цвета расплавленного золота с небольшим шлейфом. Драпировка на груди, небольшой вырез и длинные рукава. Сверху короткая жилетка из натурального меха шоколадного цвета. На голове привычный тюрбан, украшенный эффектной брошкой.

— Да, не густо у тебя здесь, — произнесла она, когда осмотр был завершен, постукивая кожаными перчатками молочного цвета по раскрытой ладони. — И на это ты променяла свою жизнь в нормальном обществе.

— Смотря что ты понимаешь под словом нормальное, — отозвалась я не слишком любезно. — Что тебе нужно?

— Что ты сделала с Даниэлем? — впиваясь в меня требовательным взглядом напрямик спросила женщина.

— Я? Ничего.

— Его тело эти дрейги тащили вниз по ступеням как какой-то мешок.

— Для тела он слишком живой. Он сам виноват и поплатился за это.

— Идиот, — констатировала матушка раздраженно.

— Полностью с тобой согласна. Так чем обязана такой честью? Пришла учить меня жизни?

— Что ты сделала, София?

— А что я сделала? — наиграно удивилась я, поворачиваясь к ней спиной и подходя к холодильнику, чтобы взять холодной воды.

Жажда вновь накатила удушливой волной. Да и матушку не мешало немного понервировать.

— Ты рассказала дрейгу о том, кто ты?

— Можешь называть вещи своими именами. Необходимости скрывать и подбирать слова больше нет, — откручивая крышку, заявила я. — Да, дрейг знает, что я тайрифи.

И тут, впервые за долгие годы, у матушки сдали нервы.

— Ах ты, дрянь! — рявкнула она, побагровев. — Как ты посмела это сделать?!

Я не спеша сделала два глотка ледяной воды и шумно выдохнула. И только после этого взглянула на женщину.

— Посмела?

— Ты на корню уничтожила работу отца. Столько долгих лет, столько упорных трудов! — продолжила вещать мать, едва не скрипя зубами от злости.

— Он мертв уже шесть лет. Все! Дело завершено!

— Ты должна была продолжить его труды.

Какие слова! Сколько пафоса. Интересно, она сама верит в это?

— Я ничего никому не должна. И свой долг отдала. И сомневаюсь, что ты бы уступила мне место у руля. Снова быть пешкой в ваших руках? Ну уж нет, увольте.

— Твой дар, — начала она, но я тут же ее перебила с грохотом поставив бутылку на столешницу.

— Вот именно! Мой дар! Не ваш! Мой. А быть самкой производителем я не собираюсь. Как и подопытным кроликом. Тайрифи не средство уничтожения, не оружие. Это просто геном, шутка природы. Пора давно смириться с тем, что война проиграна. Дрейги останутся на Тэросе. И это не изменить!

— Вот как ты заговорила, — ядовито оскалилась мать. — Надо же, а такая тихая, скромная. Я всегда знала, что это маска. А всего то надо было трахнуться с дрейгом, чтобы сущность выползла.

— Фи, мама, как грубо.

— Ты разорвешь соглашение с дрейгом! — скомандовала мать. — Прямо сейчас! Соберешь свои вещи и поедешь со мной. Я найду способ скрыть тебя от Форра.

— Иначе? — поинтересовалась я, скрестив руки на груди.

— Иначе я тебя уничтожу.

— Ты разорвешь соглашение с дрейгом! — скомандовала мать. — Прямо сейчас! Соберешь свои вещи и поедешь со мной. Мы найдем способ скрыть тебя от Форра.

— Иначе? — поинтересовалась, скрестив руки на груди.

— Иначе я тебя уничтожу.

Она произнесла это таким тоном, что сомнений у меня не возникло. Уничтожит, раздавит, растопчет. Никогда не сомневалась в безапелляционности матери, но все равно продолжала на что-то надеяться. Ведь несмотря на наши отношения, я оставалась ее дочерью.

— Что будет с Айрин? — поинтересовалась спросила у нее, опираясь о столешницу руками и бедрами, глядя на мать чуть исподлобья.

Она равнодушно махнула рукой и поправила жилетку.

— Ничего. Удивляюсь твоей мягкотелости, София. Зачем она вообще тебе нужна? Неудачный эксперимент. Надо было избавиться от нее сразу, как только стало известно, что попытка не удалась.

— Айрин моя дочь.

— Тебе же известно, как она появилась на свет. Ложь, обман, притворство.

— С моей стороны этого не было, — возразила в ответ. — Не лгала, не обманывала и не притворялась. Я любила.

В первый раз. До боли, до крика, до последнего вздоха. По крайней мере, так казалось. По наивности думала, что эти чувства взаимны.