Уже до того, как физика встретилась с микрообъектом, логическое определение положения и времени, с одной стороны, количества движения и энергии - с другой, поскольку они относились к теоретическому идеализированному предмету, были глубоко антиномичны. Но реальные приборные измерения относились к таким реальным объектам, для которых эти логические противоречия были незначимыми, несущественными. "Часы и неподвижная сетка" лишь неявно актуализировали бытие объекта в качестве точки "математического континуума"; "весы" - в качестве точки "континуума физического". В квантовой механике обнаружилась логика приборных определений, обнаружилась антиномия двух радикально различных форм актуализации бытия.

Для того чтобы обосновать это сильное утверждение, необходимо, хотя бы вкратце, проанализировать своеобразие самой практической деятельности в XVII - начале XX века. Одновременно будет конкретизирована действительная диалогичность, полифоничность субъекта классического теоретизирования.

Реконструкция диалога (внутри классического теоретического разума) "математика" и "физика" сможет быть дополнена иными, "фоновыми" диалогами, которые теоретик ведет с самим собой, выходя за свои "профессиональные" пределы.

Вне исторически определенного типа праксиса (когда, скажем, понятие материальной точки возникало на мысленном продолжении - в логический парадокс - той орудийной, материально-чувственной "идеализации", которая осуществляется с реальным куском металла или глыбой камня) основные понятия классической науки вообще не могли бы возникнуть и не имели бы никакого смысла.

(1990). Необходимо твердо понять: бессмысленно обычное утверждение, что "деятельность, практика определяют сознание и мысль...". Мышление, формирование невозможного для бытия предмета мысли органично включены в единое, неделимое определение предметной деятельности. Так же, как в определение, в неделимый атом деятельности включено "общение" - общение с реальным и потенциальным "сотрудником" и общение со своим alter ego. В практике всегда возникает "микросоциум" внутреннего несовпадения "работника" и - того возможного деятеля, кто будет использовать изготовляемый предмет (соответственно - орудие), кто будет им действовать. Или в элементарном примере: обрабатывая камень, чтобы сделать каменный топор, первобытный работник смотрит на камень и "четыре глаза" - глазами каменотеса и глазами будущего охотника, включенного (мысленно) совсем в другой процесс деятельности, в иной процесс общения. Так - с соответствующими изменениями всегда; в каждом деятельном акте. И последнее: предметная деятельность всегда есть деятельность "самоустремленная", есть деятельность, на самое деятельность и на ее субъекты направленная. Все эти моменты крайне важны, их исходные характеристики сформулированы еще в "Экономическо-философских рукописях" Маркса. Но вернусь к нашей теме.

Говоря о действии классического "прибора", мы, если хотим быть последовательными, должны в конечном счете говорить о таком цельном типе деятельности XVII - начала XX века, в котором особенным образом актуализируется, раскрывается новый срез бытия (два противоречащих среза бытия - два определения сущности предмета природы как предмета классической теории). Разъясним вкратце общий логический смысл этого утверждения.

Каменная скала как природная реальность никем не "полагается", существует вне и независимо от моей деятельности. Но те особенности скалы (камня), которые существенны для выделки каменного топора (скала как предмет деятельности камнетеса), выделяются, выявляются, фиксируются, усиливаются, фокусируются и обретают статут особого цельного бытия (камень как потенциальный топор) в процессе и на основе определенного типа деятельности.

В классических теориях ситуация не столь элементарна (но более фундаментальна). Теоретические определения предмета в науке Нового времени возникают (в XVII веке) как идеализованное "доведение" (орудие - прибор мысленный эксперимент) реального предмета до тех потенциальных (и невозможных в эмпирическом бытии) характеристик, которые обнаруживают его способность (и неспособность) обладать бытием целесообразно действующей на другой предмет "силы". Все классическое теоретизирование и состоит в "производстве" таких идеализованных предметов, как, скажем, инерционно или ускоренно двигающаяся материальная точка, которые могли бы служить идеальными снарядами, бьющими по цели. И пустота вокруг этого снаряда, и форма, сводящая на нет эффект трения, и сосредоточенность массы в единой точке, и наименьшая (в идеале нулевая) потеря энергии в полете, с тем чтобы все силовые и энергетические потенции сосредоточились и реализовались в момент "удара" (или - для резца - в момент соприкосновения с обрабатываемым предметом), то есть жесткое разделение кинематических и динамических характеристик движения, - все эти и многие другие определения характеризуют бытие именно такого "идеального снаряда" и тем самым потенцию (сущность) реального, внеположенного практике объекта как возможного снаряда. "Снаряд" или даже "материальная точка" - здесь лишь прообразы любого предмета, созидаемого (и - NB - изучаемого) в любой теории классического типа. Таким "снарядом" ("бьющим по цели") служит и электрический заряд, и... даже формально-логическое понятие.

Уже такое краткое "введение" в практику Нового времени позволяет выдвинуть некоторые дополнительные предположения об особенностях внутренней расчлененности и противоречивости "теоретика-классика".

Прежде всего становится ясным, что классик действительно должен был строить выводную логику своей теории на фоне какой-то антилогики. Классику всегда нужно было понять, что следует изменить (отсечь) в объекте теоретизирования, как его трансформировать - в орудии, в приборе, в идеализации, - чтобы он подчинился классической выводной логике, чтобы он двигался - пусть в конструктивном пространстве мысленного эксперимента - как идеальный "снаряд".

Логика возможного (в идеализации) "классического предмета" возникает в целенаправленном отрицании некой иной, невозможной (для классического понимания) логики бытия. Но для такого отрицания сию "невозможную логику" природного бытия необходимо каким-то образом знать (хотя знать ее вне логики теории невозможно). Бытие "классического объекта" определяется на фоне многозначной (всевозможной) неопределенности бытия.

Неопределенность эта определима только в "философской логике". Напомню, что логическое понимание бесконечно-возможного бытия достигается (в философии) мысленной актуализацией расходящихся возможностей и осмыслением логической формы спора, диалога между такими идеализованными логиками.

Философ совершает эту работу логически культурно; но неявно и "дополнительно" ее должен совершить и естественник: он должен быть "в себе" философом (судить о том, как возможно бытие), хотя бы для того, чтобы снимать, отрицать эту философскую логику (реализующую логические определения многозначного бытия) в логике бытия однозначного - в логике "классического объекта".

Так начинает раскрываться еще один ярус диалогики "теоретика-классика". Это не только диалогика "физика" и "математика" (логика двух континуумов), но и диалогика теоретика (в узком смысле слова) и философа.