Любящий азартные игры капитан Грибков, конечно, должен был обратиться в родное ведомство с рассказом о вербовке, но почему-то подался в государственную охрану. Точнее, не почему-то, а по совету сослуживца, которому он доверился. Сослуживец, в отличие от него, охранял Министерство внутренних дел, его-то и осенила столь плодотворная идея. Ну а дальше дело закрутилось само собой…

Впрочем, это событие было не самым досадным во всей истории. Зыкова откровенно уязвило то, что Особый отдел не поторопился привлечь к расследованию контрразведку. Как витиевато выразился Рудов, ввиду возможной чрезвычайной важности было решено предельно сузить круг посвящённых лиц.

– А сейчас вы уже ничего не опасаетесь? – язвительно осведомился Зыков.

Вместо непрошибаемого, как стена, Рудова ему ответил сам Бабушкин.

– Николай Петрович, полноте. Это всё-таки вопрос государственной безопасности, если речь действительно идет о некоем заговоре.

– Вы сами-то верите в существование заговора, Василий Александрович? – парировал военный.

Бабушкин только вздохнул.

– Верить или не верить я не вправе. Но проверить такую версию обязан.

– Вы уж меня простите, но мы собираемся палить из пушки не то, что по воробьям, а по мухам, – развил свою мысль Зыков. – Всерьёз подозревать наш офицерский корпус в каких-то тайных намерениях после полной победы над красными… Ладно, какова тогда цель этого подпольного общества?

– Вот это нам и предстоит выяснить, если оно есть.

– Опыт подсказывает мне, что мы уклоняемся от решения главной задачи – обеспечения охраны Всероссийского совещания. Вы в курсе, что адмирал придаёт ему огромное значение, – заключил контрразведчик.

– Конечно, я в курсе. Мне каждый день приносят сводки о состоянии общественного мнения. Накаляется атмосфера, да-с. Чем ближе к выборам, тем непримиримее стороны. Порой кажется, что и война-то не закончилась, – посетовал Бабушкин.

– Мало того, у нас и подполье не дремлет, – заметил Зыков. – Горком большевиков мы общими усилиями прилично потрепали в новогоднюю ночь, но не добили. Теперь, чем ближе к весне, тем выше эсеры поднимают голову. Здесь я ожидаю особенного подвоха. Александр Васильевич, кстати, тоже.

– Знаю, знаю. Верховный правитель эту публику ох как не любит, – покивал генерал. – Ладно, господа, с Божьей помощью приступим.

Итогом совещания в Сенате стало решение провести сегодня совместную операцию. Для неё в принципе всё было готово. Патриотически настроенный Грибков получил от Особого отдела ложную схему постов и кабинетов Военного министерства. На отдельном листке своей рукой, под диктовку сотрудника госохраны, он начертал время смены караулов Алексеевского полка – тоже, разумеется, вымышленное. Обе бумаги были помещены в почтовый конверт без адреса и марок.

Как было условлено с человеком из тайной монархической организации, в половине четвертого капитану Грибкову следовало не спеша прогуливаться вокруг Патриаршего пруда. Его соперник по преферансу обещал появиться лично, принять пакет и сей же час вернуть офицеру пехоты злосчастную долговую расписку. Генерал-майор Бабушкин предложил своим коллегам из контрразведки подключиться к наблюдению за неизвестным.

Кто он такой и откуда взялся, заранее выяснить не удалось. Ни один из завсегдатаев ресторана в «Дрездене» знаком с преферансистом не был. Естественно, сыщики Особого отдела аккуратно опросили всех, кого могли, и составили довольно подробный словесный портрет человека. К сожалению, это не помогло продвинуться в расследовании. Филёрам столичной полиции лицо с такими приметами было не знакомо. Обратиться же к архивам не было совсем никакой возможности ввиду отсутствия таковых. Старую полицейскую картотеку восставший народ сжёг ещё в марте семнадцатого, а сотрудники ЧК, в спешке покидая город, тем не менее, успели уничтожить либо прихватить с собой свои досье.

В помощь Особому отделу для экстренной операции на Патриарших полковник Зыков выделил пару агентов наружного наблюдения (прочие, по его словам, были крайне заняты в других местах Москвы) и направил для координации усилий Николаева с Ушаковым. Никого других он не стал привлекать к делу, дабы не расширять круг посвящённых.

– Ваши вещи пусть побудут в отделе, отсюда их никто не утащит, – пошутил Николаев.

Ушаков не возражал. Накануне выезда он поел консервированной тушенки, заварил и выпил крепкого чая с сахаром.

– К бою готов! – объявил новый офицер для поручений.

Прихлёбывая горячий напиток, штабс-капитан успел пробежаться глазами по газетным полосам. «Речь» львиную долю своего объема уделяла кампании по выборам в Учредительное собрание и грядущему Всероссийскому политическому совещанию. Обозреватель, в качестве псевдонима использовавший инициалы «М.Ф.», писал:

«Вне всякого сомнения, наш Верховный правитель, собирая Всероссийское совещание, проводит своего рода генеральную репетицию Учредительного собрания. Конечно, состав высшего органа, призванного определить форму государственного правления и дать России конституцию, будет иным. Но, тем не менее, по преобладающему настрою делегатов с мест можно будет приблизительно понять, в каком направлении пойдут «отцы-основатели» будущего строя.

В любом случае жизненно важно, чтобы подлинная демократия в России покоилась на твердых началах законности, учитывающих сложившиеся традиции. Без гарантированных прав собственности, свободы собраний и печати, без правительства, ответственного перед парламентом, не будет надлежащей почвы для успешного развития и преодоления страшных последствий братоубийственной войны. Мы верим, что наши герои-добровольцы, отважные казаки и все истинные патриоты земли Русской не напрасно проливали свою кровь на полях сражений!