Более того, генерал всегда любил и уважал маленьких собачек – за их беззаветную храбрость. Легко быть храбрым, когда ты больше всех, а ты попробуй остаться храбрым, когда ты самый маленький – вот где истинная отвага и доблесть!

Генерал был слишком известен своим настоящим, непритворным бесстрашием, чтобы маленькие собачки могли повредить ему в общественном мнении. Великий воин имеет право на крохотную причуду – разве не так?

Во время последней войны причуда неожиданно обернулась прозорливостью. Именно такие песики лучше любых других собак чуяли яды, простые и магические, никогда не пропускали зараженный участок земли, колодец или живое существо, с виду еще здоровое, но на самом деле уже разносящее смертоносную болезнь. Сколько жизней спасли эти собачки – и не сосчитать. Теперь уже им дозволено было появляться в мужской компании – герои войны, как-никак.

Но чтобы в тронном зале, в первый день после коронации, рядом с королем… невероятно! Недопустимо!

Когда король ведет себя несообразно, сразу становится видно, что царедворцы делятся на две неравные группы. Одна предпочитает королевских безобразий не замечать. Другая же, обычно меньшая, накидывается на эти безобразия, как муравьи на сахар, надеясь изничтожить их и должным образом внушить его величеству должные понятия о должном поведении, хотя поучать королей – дело обычно небезопасное.

Не замечать безобразие на сей раз не получалось ни у кого, хоть тресни. Юный король, милостиво улыбаясь, шел вдоль выстроившихся в два ряда придворных, их спины одна за другой сгибались в поклоне, головы склонялись, и взгляды неизбежно – один за другим – утыкались в собачку.

Тактика «не замечай ничего» с треском провалилась. Оставалась еще одна – и генералу было очень интересно, кто первым не выдержит и сунется с поучениями.

Король прошел к небольшому возвышению, на котором стоял трон, сел, придвинул небольшой столик с письменным прибором и обвел собравшихся внимательным взглядом.

– Благодарю всех, кто находится в этом зале. Рад видеть вас.

Разумеется, не прийти на Совет или прислать кого-то вместо себя придворные не могли. Традиция определяла, кто именно, в каких чинах и с каким числом помощников от какого ведомства должен присутствовать здесь. И она же повелевала юному королю, тем не менее, благодарить собравшихся за то, что пришли.

– Садитесь же, прошу вас.

И снова традиционная формула.

Что ж – его новоиспеченное величество мил, обаятелен и произносит предписанные обычаем «благодарю» и «прошу», не кривя лица, не превозмогая собственную надменность… нет, определенно кто-то должен выскочить с поучениями, не сможет не выскочить! Ведь юный король так безукоризненно следует предписаниям обычаев… вот только не должно забывать, что традиция – страшное оружие в умелых руках.

А в том, что руки у этого венценосного проходимца умелые, генерал не сомневался ни на миг.

Как и в том, что песик здесь находится никак уж не случайно.

Придворные неспешно, с достоинством усаживались за столики. Все те же обычаи давным-давно определили, где должен обретаться столик военного ведомства, к примеру, где – казначейский, где и вовсе располагается Главный Цензор. Одним словом, торжество этикета и вообще всевозможное благолепие. Если сравнение приискивать – ну ни дать, ни взять залитый солнцем весенний луг: так прекрасна шелковая зелень его травы, прячущая разбросанные по земле железки-«ежи» и заранее выкопанные и прикрытые слоем дерна ямы.

Генерал всегда дивился – ну откуда берутся наивные создания, готовые даться в обман и поверить в вопиющую невинность луговой травы? Невинности в прифронтовой полосе, а уж тем более вблизи от поля битвы днем с огнем не сыщешь. И все же из войны в войну чья-нибудь кавалерия вылетает на полном скаку в пестрое разнотравье – и атака захлебывается, и победный клич сменяется криками боли и ужаса, истошным ржанием и визгом лошадей – только оттого, что у военачальника не хватило либо ума, либо терпения.

На сей раз ума и терпения не хватило у Министра Церемониала. Именно он – если продолжать сравнение – бросился в кавалерийский наскок по обманчиво мирному лугу. Остальные придворные не знали, как вести себя в присутствии рыжей псинки, и потому благополучно помалкивали. Но ведь в любом собрании найдется тот, кто считает себя умнее других.

– Подданные рады приветствовать ваше величество, – торжественно молвил министр, поднимаясь из-за столика и неспешно сгибаясь в поклоне.

Направление поклона было выбрано явно не случайно. Нет, бесспорно, кланялся Министр Церемониала королю – но таким образом, чтобы его руки оказались поблизости от не предусмотренной протоколом собачки. Вот сейчас он аккуратно поднимет ее и удалит с заседания королевского совета, вот сейчас…

Песик тоненько зарычал и подпрыгнул, тяпнув нахальную министерскую длань за палец.

Вскрикнуть господин министр не успел, а что-нибудь предпринять – тем более. Потому что король нагнулся, подхватил собачку и посадил себе на колени.

– Тише, Апельсинчик, тише, все хорошо… – негромко уговаривал король, гладя рыжую шерстку, – успокойся, никто тебя не заберет отсюда. Ты здесь по праву.

Апельсинчик еще раз тяфкнул – мол, то-то же! – и завозился, устраиваясь поудобнее на монарших коленях.