В Токсове стояла запасная часть, из которой мы получали резерв. Однажды я направил туда комиссию отобрать солдат для нашего полка. Комиссия работала три дня, но так никого и не отобрала — некого было отбирать, потому что там нормы питания оказались еще меньше наших, полевых.

Большие трудности мы испытывали с бензином и снарядами, экономили, как только могли.

Но мы не сидели сложа руки. Хорошо понимая, что питание стало одной из основ боеспособности полка, создали специальную команду, которая из-под снега выкапывала неубранную картошку, собирала в болотах клюкву. Пришлось пустить на мясо лошадей. При медпункте мы создали как можно лучшие условия для тех солдат, которые нуждались в дополнительном питании, чтобы они не потеряли последние силы. А когда открылась дорога через Ладожское озеро, положение наше улучшилось: увеличилась норма хлеба, стали поступать посылки от трудящихся с Большой земли.

Полк формировался в помещении бывшего 2-го Ленинградского артиллерийского училища на улице Воинова. Дислокация оказалась неудачной: немцы систематически били по Финляндскому вокзалу, и в случае недолета снаряды падали на нас. Командование решило убрать полк из города. Нас перевели на Пороховые, в лесопарк — это место надежно охранялось и было хорошо укрыто. Но гитлеровцы, видимо, каким-то образом узнали, где мы находимся, и стали часто бомбить этот район. Тогда нас перебросили в деревню Янино, а позже в поселок Колтуши.

Надо сказать, что за нашим полком фашисты охотились специально. Реактивная артиллерия на Ленинградском фронте только еще создавалась. Снаряды в начале войны готовились на дымном порохе. После каждой нашей стрельбы при безветренной погоде над батареей повисал черный дым, который держался довольно долго и становился хорошим ориентиром. Гитлеровцы сразу же бросали авиацию, и она начинала бомбить это место. Но мы уже были далеко: сразу после залпа реактивные минометы уезжали с позиции. А вражеская авиация, бывало, делала по нескольку заходов, расходуя боезапас на облако черного дыма.

Реактивные минометы окружались особой секретностью. Оставить машину врагу значило выдать немцам устройство грозного оружия. Даже на картах и схемах номер полка не указывали, а писали: «Хозяйство Потифорова».

Воевали мы особым образом. Распоряжался нашим полком лично командующий артиллерией фронта. Подразделения не имели ни постоянных позиций, ни определенного участка. Нас в шутку звали «пожарной командой». И это название было метким, потому что нас бросали туда, где создавалась наиболее реальная опасность прорыва фашистов в город. Мы отражали атаки, уничтожали большие скопления противника, ликвидировали огневые средства и поражали резервы в глубине вражеской обороны. Иногда вели огонь дивизионами, иногда батареями, а то применяли и отдельные машины. Полк дрался в Сосновой Поляне, у Невской Дубровки, в районе Красного Бора, у Пушкина.

В январе 1942 года наш полк участвовал в срыве наступления противника в районе Сосновой Поляны. Мы дали два дивизионных залпа. Самолет-корректировщик сообщил, что большинство атаковавших гитлеровцев уничтожено.

Наши солдаты сразу полюбили «катюши», и машины полка были желанными гостями на любом участке фронта.

В тяжелых блокадных условиях весь личный состав работал и воевал на совесть. Был создан дружный и боеспособный коллектив. По боевым качествам полк не отличался от кадровых артиллерийских частей. Ради этого много поработали мои боевые друзья: комиссар полка подполковник А. В. Шалев, пропагандист майор М. О. Храбров, заместитель командира полка подполковник С. А. Бардин, начальник штаба полка подполковник Н. Д. Силин, командиры дивизионов майор Г. И. Алымов и капитан П. Н. Дегтярев.

Я никогда не забуду ставшего в 1942 году командующим артиллерией фронта генерал-майора Г. Ф. Одинцова. Несмотря на ответственную должность и большую занятость, Георгий Федотович часто посещал полк, был всегда прост, доклады командиров слушал с большим вниманием, к нему любой мог обратиться запросто. Он всегда шутил, был в хорошем настроении, создавал простую деловую обстановку и, пожалуй, этим воспитывал командиров частей больше и лучше, чем иные — разносами. Как сейчас слышу его голос:

— Ну, а кормить-то командующего артиллерией будешь? Но только с солдатской кухни…

Особо хочу сказать о солдатах, которые на своих плечах вынесли нечеловеческий груз войны. Хотя, как я уже говорил, война — это прежде всего адский труд, но, кроме того, это и ни с чем не сравнимый героизм, причем героизм массовый, когда даже и не знаешь, кто же тут герой, потому что герои — все.

Одно время боеприпасы полка рассредоточено хранились в Летнем саду. Однажды во время налета немецкой авиации в них попали зажигательные бомбы. Некоторые снаряды загорелись и сработали — полетели через решетку сада в Неву. Создалась опасная ситуация. Да и зрелище это само по себе было страшное: горящие снаряды вырывались из штабеля и с воем перелетали высокую ограду. Солдаты, охранявшие боеприпасы, не раздумывая, кинулись к штабелям и сбросили зажигательные бомбы на землю. Бойцы не побоялись и ракет, хотя знали их страшную силу: они могли испепелить даже только своим огнем, вырывавшимся из сопла, не говоря уже о взрыве. Короче, шли на смерть, но снаряды и здания в центре города спасли.

Запомнился мне и такой случай. На станцию Ржевка прибыли два эшелона с боеприпасами. Налетевшая фашистская авиация сбросила несколько бомб. Один эшелон полностью взорвался, а второй загорелся. Наш полк подняли по тревоге и бросили расцеплять и растаскивать оставшиеся на других путях вагоны. Солдаты работали в дыму, в огне; в горящих вагонах рвались патроны и гранаты. Чтобы представить грозившую им опасность, скажу, что когда взорвался первый эшелон, то на его месте образовался глубокий овраг. В радиусе двух километров разрушились старые деревянные дома, с других посрывало крыши и трубы. Все это не остановило солдат, и большую часть боеприпасов они спасли.