— Что случилось? — всполошилась девушка. Озарение накрыло волной, — это она из-за меня?

— Я не знаю, что сказать, — призналась мама, — как-то все вместе сложилось… Ладно. Справимся. Иди на процедуры.

— Мама, ты Илью не видела? — несмело спросила Оля и с надеждой посмотрела на мать.

Галина Семеновна молчала, глядя вдоль коридора, потом открыла сумочку, покопалась, застегнула замочек. Оля напряженно ждала ответ. У нее даже ладони вспотели от волнения. Ей совершенно не нравилось то, что она сейчас видела. Ее смелая и активная мама вдруг стала нерешительной. Она сгорбилась и резко постарела. Будто судьба сделала такой поворот, что у мамы разом закончились все силы, чтобы идти новой дорогой.

— Доченька, — наконец выдавила из себя Галина Семеновна, — мне тяжело об этом говорить, но ты узнала того, кто на тебя напал?

— Нет, — Оля сделала паузу. Она мяла больничный халат с дыркой на подоле и не решалась продолжать. О таком говорить трудно даже с самым близким человеком. — Они натянули мне на голову черный пластиковый мешок, а когда сняли, я видела только спецназовские маски. У одного глаза были синие, у другого — карие. Вот и все, — Оля всхлипнула.

Галина Семеновна испуганно схватила ее за руку и сжала.

— Прости меня, прости! О, боже! Как тяжело! — лицо мамы сморщилось, уголки дрожащих губ скорбно поехали вниз.

— Мамочка! Где Илья? Я сердцем чувствую: что-то случилось.

— Он привез тебя в больницу и нас дождался, — выдавила из себя Галина Семеновна. — А потом бабуле стало плохо. Я не знаю, куда он потом исчез, — добавила она и отвела глаза в сторону.

Оля вздохнула облегченно: «Слава богу! Зря я так плохо думала на Илью». Она встала, поцеловала мама в щеку и пошла в процедурный кабинет. Случившееся утром уже казалось ночным кошмаром. Пока ждала процедуру, Оля смотрела в окно. Вечерние огни провинциального города весело перемигивались и звали на улицу. Девушка чувствовала, что если Илья поддержит, она сможет забыть о случившемся и начать жить заново.

Когда вернулась обратно, мама по-прежнему сидела на диване, отрешенно глядя в стену. Оля подошла и осторожно обняла ее, а потом по детской привычке положила голову ей на плечо. Они молчали. Каждая думала о своем.

— Оля, — очнулась мама, — ты сказала, что у одного нападавшего были синие глаза, — она помолчала, — а ты не думала, что это мог быть Илья?

Денис Владимирович с грохотом упал. Он открыл глаза и, подслеповато щурясь, пытался разглядеть, кто перед ним, хотя спросонья не понимал, что происходит. Он приподнялся на локоть, но Илья ногой толкнул его назад. Злость клокотала в нем с такой силой, что он едва сдерживался, чтобы сразу, не разбираясь, заехать кулаком в эту мерзкую физиономию.

Историк выглядел беспомощным и слабым. Семейные трусы в полоску, натянутые на бледное тело, в другой ситуации вызвали бы смех. Но Илья не смеялся. Чувство омерзения к этому человеку переполняло его.

— Лежи, падаль. Повеселился с утра, теперь дрыхнешь как ни в чем не бывало.

— Шереметов, ты что делаешь в моей квартире? — пришел в себя от неожиданности Денис. Он сел, потом, видя, что противник не нападает, прислонился к кровати. — лучше убирайся! Надеюсь, ты понимаешь, что придется отвечать за свои действия?

В его голосе появились металлические учительские нотки, которых боялись самые отъявленные хулиганы. Все в школе знали, что с историком лучше не связываться: заклюет неугодного. Мстить будет по-мелкому, часто и гадко. От бесконечных троек до удаления с урока по пустяку и долгих бесед с родителями, во время которых Денис Владимирович с упоением расписывал, какое у них неразумное и невоспитанное чадо. Отработанная система унижения действовала безотказно.

Даже по классу он ходил, постукивая по столам металлической линейкой. Провинившиеся всегда настороженно следили за рукой Дениса Владимировича. Он никогда не бил подопечных. Боже упаси! Это антипедагогично! Однако ударить линейкой стремился так, чтобы она оказалась в миллиметре от ученика. «Держать класс в страхе и повиновении», — этот девиз историка знали все.

Вот и теперь Илья замер. Он наблюдал, как Денис Владимирович, не торопясь, набрасывает на плечи домашний халат, кивает обеспокоенной жене, мол, все в порядке, и понимал, что момент упущен. Он растерялся, не сумел использовать эффект неожиданности, и теперь враг уже придумал план действий.

— Объясни мне, что ты делаешь? — пошел в наступление историк. Видно было, что он уже пришел в себя. Паника, мелькнувшая на секунду в глазах, исчезла, а появилась уверенность, что ученик, если он, конечно, здоров психически, никогда не нападет на учителя.

— Вы знаете, что случилось с Олей Звонаревой? — тихо спросил Илья.

— Конечно, об этом вся школа знает. Ты решил разбудить меня, чтобы задать этот вопрос?

— Вы были на пляже?

— Нет. Я после выпускного отправился домой. Сам видел, у меня жена вот-вот родит. Шереметов, я не понял, на каком основании ты мне устраиваешь допрос?

— А Димка Белоусов говорит, что вы приезжали.

— И что с того? Заехал на пять минут, чтобы мозги прочистить Белоусов. Совсем обнаглел, моих восьмиклассников к себе в подмастерья взял.