Шрифт:
— Все замечательно! — заявила я с чувством, глотком допивая неприятно горчащий кофе.
В памяти всплыл леденящий ужас, когда неведомая сила утаскивала меня на глубину, и меня разобрала злость. Предупреждение, значит? Не по нраву я местным жителям? Что же, я от них тоже не в восторге.
На завтрак я отправилась в крайне задумчивом настроении.
Рассеянно поприветствовав семью и выслушав нестройные ответные «доброе утро» — свекровь ограничилась кивком, — я села рядом с Доналом. Он скользнул по мне взглядом и вернулся к беседе с бароном. Свекровь с дочерями сидели напротив, Фицуильям, как всегда, во главе стола.
Похоже, муж спал дурно, если вообще ложился. Вид у него был всклокоченный и хмурый, на щеке красовалась свежая царапина, а под глазами залегли темные круги. Интересно, это его камердинер совсем ворон не ловит или барон изволил ночевать вне дома и в заботливые руки слуг не попал? Если так, то где носило моего благоверного? Неужели спускал пар (и излишек гормонов) в каком-нибудь борделе? Даже думать об этом противно.
Я со злостью воткнула нож в бифштекс и замерла, так меня поразила внезапная мысль. Я его ревную? Что за собственнические замашки? С чего я вообще взяла, что барон загулял? Мог ведь, скажем, над бухгалтерскими книгами до рассвета корпеть.
— Маргарита, дорогая, с вами все в порядке? — участливо осведомился заботливый муж. — Вы так побледнели.
— Не переживайте, дорогой, — через силу улыбнулась я. — Вспомнила о неприятном.
Хелен фыркнула и что-то шепнула сестре. Судя по тому, как залились краской щечки Джорджины, это была какая-то гадость.
От барона это не укрылось.
— Хелен… — начал он грозно, зло сверкнув глазами.
— Что? — Она с вызовом вскинула голову.
Барон начал закипать.
— Ты что-то хотела сказать? Тогда поделись с остальными.
Повторить колкость вслух у нее кишка оказалась тонка. Видимо, сказанула в сердцах нечто такое, чего даже любящий братец бы не спустил.
— Мы секретничали! — выпалила она, кусая губы.
Барон перевел взгляд на младшую сестру.
— Джорджина, что Хелен тебе сказала?
— Фицуильям, — попыталась вмешаться свекровь, но была остановлена поднятой ладонью сына.
— Мама, помолчи, пожалуйста. Джорджина, я жду.
Девушка опустила глаза.
— Я… Я не буду это повторять. Это… грязно!
Под скрестившимися на ней взглядами Хелен покраснела.
— Хелен, я полагал, ты усвоила урок, — проговорил барон нарочито спокойно, только желваки на скулах выдавали его бешенство.
Она отчего-то стушевалась и кивнула, пряча взгляд.
— Усвоила.
Звучало загадочно, однако уточнять я побоялась — не стоит вызывать огонь на себя.
Правильно, потому что Фицуильям внезапно закричал:
— Так какого же темного бога ты говоришь за спиной то, что стесняешься повторить вслух?!
Я вздрогнула, испытывая детское желание спрятаться под стол. Ничего себе барона разобрало! Не ожидала, что его так заденет сказанная в мой адрес гадость.
— Почему ты все время принимаешь ее сторону?! — закусила удила Хелен и невоспитанно ткнула в меня пальцем. — Ты даже на меня кричишь, чтобы перед ней выслужиться! Она ведь обычная мещанка!
Я лишь головой покачала. Ох уж этот дворянский гонор. Не видит Хелен, что ли, что братец ее вот-вот отшлепает?
Фицуильям меня удивил. Он прикрыл глаза, сделал глоток воды и поправил ровным голосом:
— Не она, а Маргарита, моя жена.
— Это не значит, что я должна ее любить! — закричала Хелен, да так пронзительно, что Донал, поморщившись, отвернулся.
Зато свекровь наблюдала за разгорающимся скандалом не без злорадства.
— Любить — нет. Я требую от тебя хотя бы уважения, — заявил барон с нажимом, глядя в полные гневных слез глаза сестры. — И вспомни наконец, что девушке из приличной семьи так себя вести недопустимо.
Теперь он отчитывал ее так спокойно и методично, что лучше бы по щекам отхлестал. Хелен обожгла меня ненавидящим взглядом и, швырнув на стол салфетку, выбежала из столовой.
Повисла гнетущая тишина. Донал методично насыщался, Джорджина алела щеками и гоняла по тарелке зеленый горошек, моя дражайшая свекровь дернулась было догнать старшую дочь, но под злым взглядом сына побледнела и опустилась обратно на стул.
Я сидела и гадала: кто из них? Вчера я была слишком потрясена, чтобы рассуждать здраво, теперь же задумалась. Кому понадобилось от меня избавиться, а главное, зачем? Пусть на озере мог орудовать кто-то посторонний (оставим пока вопрос, как), записку ведь точно подложил кто-то из своих! Слуги или члены семьи?