Лицо ее, коричневое, выжженное солнцем, казалось вырезанным из темного дерева. Резкие складки у носа и пара вертикальных складок на лбу. Мелкие морщины у глаз – и все. Гладкая кожа, темная и безупречная. И все же с первого взгляда становилось понятно, что солнце поднималось слишком много раз над обладательницей этой гладкой кожи и счет ее дням давно потерян.

Ведунья Хамуса – а это была именно она – уже давно жила в лесу на соседнем холме. И множество раз приходила в храм города Линна. Ее предсказания сбывались и потому ей всегда верили. Правда, предсказывала она неохотно и не каждому. Долго вглядывалась в лицо просившего, словно читала на нем сокрытое в сердце человека, после качала головой и хриплым, каркающим голосом отказывала:

– Что я тебе предскажу, добрый человек? Твоя судьба в твоих руках, а я старая стала и не знаю, как ее удержать…

Но если уж Хамуса бралась гадать на будущее, то слова ее непременно сбывались. Всегда.

Увидев ведунью, Нок и Еж торопливо вскочили, несколько раз поклонились и застыли с опущенными глазами.

– А-а, деточки, – медленно спускаясь, проговорила Хамуса.

Она несколько раз постучала сучковатой палкой о деревянные ступени, перекинула на спину часть черных длинных кос, отчего колокольчики на их концах жалобно звякнули, и снова заговорила:

– Жарко сегодня будет. Тут, наверху, еще ветер да около моей хижины прохладно. А в городе жуть, что творится. Купец Хонут много людей привел этой ночью в город, теперь на торг выставил. А кто в такую жару-то придет на площадь? Время сбивать цену с рабов – вот, что скажу я вам, деточки. А ты, Нок? Скоро, скоро эти голубые глазки подведут черным, в маленькие ушки проденут золотые сережки, и ты станешь служить Набаре. Мы зависим от этой богини, ведь все в жизни начинает свой путь от ночи любви. Даже земля на склонах холмов слишком любит небо и от того рождаются ручьи в ее чреве.

Хамуса подошла совсем близко, и Нок почувствовала резкий запах трав, исходящий от женщины. Горьких и терпких трав.

– У тебя удивительные глаза, девочка. Мама Мабуса не прогадала, когда покупала тебя. Где еще найдешь такую темноголовую, смуглую девочку с глубокими голубыми глазами? Такую тоненькую, с черными бровями, разлетающимися точно крылья бабочки? Не удивлюсь, если твой первый мужчина назовет тебя Бабочкой. Это имя как раз для тебя, дитя. Подними-ка глаза, посмотри на меня. Да не бойся, я не стану ругать тебя. Ишь, какие глубокие глазищи, как вода в нашей бухте в ненастную погоду. Кто может устоять перед такими глазами? Дорого, ох дорого, обойдется кому-то твоя первая ночь, Нок. Приходи ко мне завтра на рассвете, я кину для тебя кости и предскажу твое будущее. Да пошлют тебе духи Днагао удачу, милая девочка.

Голос Хамусы тут же изменился, стал более хриплым и злым. Она стукнула палкой о босые ноги Ежа и крикнула:

– А ты, раб, что глаза пялишь? Давно тумаков не получал? Так я тебе сейчас наподдаю, шкура паршивой овцы… Пошел вон отсюда. Терпеть не могу этих мальчишек бестолковых.

Нок молчала. Еж действительно вытаращился на Хамусу: на ее ожерелья, на подведенные черным глаза. Глядел, как дурачок, а ведунья страсть как этого не любила. Хорошо еще, что не заколдовала. А то могла наслать порчу: слабость живота или икоту на пару дней. Тогда уж точно не до смеху будет. И потому Нок не стала жалеть жалобно пыхтящего Ежа, держащегося за ногу и злобно сверкающего глазами в сторону уходящей Хамусы.

Наконец в дверях храма появилась новенькая девочка. Белая полоса на ее лбу выделялась четко и ясно.

– Пошли, – скомандовала Нок, – и так задержались. Сейчас забежим в Корабельный двор, побудем на молитве, совсем не долго. И на Песчаную косу, купаться. Это здорово, тебе понравится.

На руках новенькой темнели два кожаных браслета. Завязанные на простой узел, с продетыми крупными деревянными бусинами и небольшими медными бляхами, на которых изображались оскаленные головы зменграхов. Изображение грубое, дешевое. Но это не важно. Важно, что браслеты защищали от злых духов.

Тонкие струи водопада напоминали волосы девушки. Прозрачные длинные волосы, чуть кудрявые. Они разбивались о небольшую затоку, рождая искрящуюся водяную пыль. Недаром этот водопад еще называли Прядями Набары. Здесь, в неглубокой затоке, Нок и Еж всегда купались.

Травку сюда редко приводили. Вдруг та начнет кричать, визжать… Что им тогда с ней делать? Нет, девочку лучше держать взаперти, чтобы никто ее не видел.

Новенькую девочку теперь тоже звали Нок. Стала возникать путаница, но мама Мабуса быстро нашла выход.

– Ну-ка, Малышка, снимай с себя эти лохмотья. Вот твоя новая одежда, – сказала она, принеся к хижине, где сидели дети, корзинку с новыми вещами.

Сшитая из тонкого синего ситца туника длиной до колен, по вороту вышита бисером, рукава собраны у локтей. И широкие шаровары из темного, немаркого ситца. Удобные, не очень длинные. В самый раз для девочки Нок.

– Будешь ходить в этом. Волосы мы тебе первое время будем стричь, чтобы отросли эти куцые стрелки. Стричь на полную Аниес, только так. И каждую неделю я буду смазывать их у корней маслом розовых цветов, чтобы они росли густыми и блестящими. Глянь на нашу большую Нок – правда, красавица?