Кровь застучала в ушах. Олеся сделала шаг в сторону, к стене, вооруженная освежителем воздуха. Дверь открылась. Резким рывком Олеся оказалась у двери. На пороге стоял мужчина в черной водолазке. Её палец надавил на разбрызгиватель. Мужчина громко выругался, закрывая глаза руками. А Олеся, отпихнув его всем телом, выбежала наружу. В последний миг она заметила второго мужчину, который прижал к виску Демьяна дуло пистолета, и рванула со всей дури в общий коридор. За ней кто-то несся.

Окно в коридоре было открыто настежь. Олеся прыгнула туда, не думая ни о втором этаже, ни о босых ногах, ни о том, что ждет внизу. Пятки обожгло болью, из глаз покатились слезы.

Она приземлилась рядом с собачьей будкой. Едва заснувшая псина осоловело подпрыгнула и разразилась лаем. Олеся неслась, не видя перед собой дороги. Сзади кто-то прыгнул, затем донесся мат и отчетливый звук двух выстрелов. После второго собака, истошно проскулив, замолчала. Кому предназначался первый?..

Олеся плутала, не выбегала на открытую местность. Мелькали подворотни и проулки. Яркие вывески сменялись кромешной теменью. За ней никто не следовал — она поняла это спустя четверть часа беготни, когда силы окончательно оставили тело, бок невыносимо кололо, и девушка еле брела. Хотели бы — уже догнали.

Тогда-то на неё нашел ужас.

У них остался Демьян! Что бы он ни говорил и ни думал — он когда-то спас её, а теперь оказался в западне. Вдруг они убили его? Олеся слышала выстрел!

Она взвыла раненым зверем. Прижав ладони ко рту, раскачивалась и рыдала. Ей некуда и не к кому было идти: ни с кем, кроме Жанны, не дружила, а родные разъехались кто куда. Мама в Америке с новым мужем, ближайшая тетка в тысяче километров отсюда. Ни денег, ни телефона, ни документов — всё осталось в гостинице.

В этом городе оставалось всего два человека, которые когда-то любили Олесю. Алекс и его сестра — Алена. И если к первому она не пойдет, у того дома беременная жена, то хохотушка Аленка не должна отказать в помощи. Главное, чтобы она не выбросила из дома оборванку, когда-то бросившую её брата.

— Нет, — запретила себе Олеся. — Иначе подведу под удар и их.

Лучше остаться на улице, чем подвергнуть хороших людей смертельной угрозе. Ей и так до конца дней будет мерещиться побелевшее лицо Демьяна.

А если отправиться к мужу Жанны? Они не особо контактировали, но она пару раз забегала в их дом на чашечку чая. Объяснится, что попала в трудную ситуацию, что за ней охотятся — как-никак, он депутат, неужели не защитит? Она ни в чем не виновата, и это легко доказать. Неужели она бы охотилась на саму себя?

Николай Игнатьев жил в коттеджном поселке за чертой города. От той улочки, где остановилась Олеся, до его дома было без малого три часа пешего шага. В воздухе пахло морозом. Отбитые ноги кровоточили. Олеся пошла.

Едва забрезжил рассвет, маслянистым пятном расплываясь по небу. Депутат Игнатьев в домашней клетчатом костюме, сидя в мягком кресле, пил кофе с круассанами. Он просыпался рано и любил наслаждаться рассветным уединением перед свершением великих дел. Ничто не могло нарушить эти короткие минуты, когда горький кофейный запах щекочет ноздри, а солнце лениво поднимается над землей.

Он всего достиг сам, с младых ногтей впахивал, не жалея здоровья. И вот, в сорок лет он добился должности представителя района, какого-никакого богатства и возможности баллотироваться в губернаторы области. Счастливый успешный человек, на которого стоило бы равняться лодырям и разгильдяям. Его единственными слабостями были круассаны с шоколадом и красивые девушки, и депутат поощрял свои маленькие недостатки. Что ж, идеальных людей не существует.

На сегодня запланированы похороны его супруги, и помощники Игнатьева весь предыдущий день вертелись возле него с глупыми расспросами: обитый красным или голубым гроб, платье черного или белого цвета, количество приглашенных на поминки. Ему было плевать, но ради телекамер он отвечал и корчил страдальческую мину.

Родители Жанны приехали вчера. Заплаканная мамаша, безостановочно сморкающаяся в платок, вызывала у Игнатьева зубной скрежет. Её тощий усатый муженек раздражал. Они стенали, а Игнатьеву приходилось изображать скорбящего супруга и гладить их по мокрым от пота спинам. Посмешище, но таковы традиции. Повсюду снуют местные репортеры, который только дай повод написать гаденькую статейку.

Ладно, сегодня он попрощается с женушкой, картинно всплакнув у гроба; выдаст бывшим теще и тестю денег на личные расходы, заодно вручит им дочь Жанны на воспитание — и забудет о семейке Ермолкиных навсегда.

Он блаженно улыбнулся. Из коридора донеслись голоса.

Работники службы безопасности буквально внесли на руках девчонку. Та еле волочилась следом. На её босых ногах кровь смешалась с грязью. Игнатьев посерел. Его дорогой ковер ручной работы!

Несколько минут назад Игнатьеву сообщили, что на КПП в полуобморочном состоянии находится девушка, называющая себя подругой Жанны. Охрана бы вытурила гостью вон, но та смогла описать внутреннее убранство жилища депутата, упомянула пару фактов из жизни его жены. И бравые ребятки засомневались. Игнатьев через камеру наблюдения признал в бомжихе Олесю Лаптевой, которая изредка наведывалась в гости к его покойной супруге, и был бескрайне удивлен её появлению в столь ранний час.