Маркс продолжил эту традицию в своей докторской диссертации. Он особо подчеркивал, что сознание является наивысшей духовной сущностью, и тем самым ставил человека над богом. Маркс восхвалял Эпикура, называя его «величайшим греческим просветителем» в связи с тем, что в эпоху владычества богов над всем сущим он, смертный, осмеливается обратить взор вверх и бросить вызов небу и «порицать тех, которые думают, что человек нуждается в небе». Он отрицает вечность небесных чертогов и ставит самосознание превыше их, и «его собственный голос заглушает раскаты небесного грома, затмевает сверкание небесной молнии» (1975. Т. 40. С. 232–241).

Согласно Марксу, человек может находиться в двух видах взаимоотношений с богом: либо он боится и смиренно раболепствует перед ним, либо «в пестрой одежде взмывает ввысь», не испытывая никакого страха. К первому виду принадлежат люди в оковах религиозной мысли Плутарха, ко второму – те, которые твердо придерживается атеистической мысли Эпикура и Лукреция, кто более нравственен и свободен. Маркс говорил: «Тот, кому доставляет больше удовольствия вечно копаться в самом себе, чем собственными силами строить целый мир, быть творцом мира, – тот несет на себе проклятие духа, на того наложено отлучение, но в обратном смысле, – он изгнан из храма и лишен вечного духовного наслаждения, и ему приходится убаюкивать себя размышлениями о своем личном блаженстве и грезить ночью о самом себе» (1975. Т. 40. С. 92). Так как Маркс ставил человека превыше бога, то и философию он почитал выше теологии. Первичной основой его философского исследования является неустрашимый свободный дух, подвигающий людей к достижению самосознания, а религия, напротив, означает утрату самосознания.

Энгельс, перешедший от литературного движения «Молодая Германия» к младогегельянству, также превозносил самосознание. Возражая против иррационализма и обскурантизма Шеллинга, он поэтично сравнил самосознание с «фениксом»: «Идея, самосознание человечества и есть тот чудесный феникс, который устраивает себе костер из драгоценнейшего, что есть в этом мире, и, вновь помолодевший, опять восстает из пламени, уничтожившего старину» (1970. Т. 41. С. 226).

Вне всякого сомнения, постановка Марксом самосознания во главу угла и его рассмотрение религии как отчуждения самосознания является идеалистическим взглядом на историю. Однако в сравнении со взглядом на человека как на чистый объект, подчиняющийся своей естественной природе, или некий механизм, его трактовка в качестве активного субъекта посредством выдвижения самосознания на первый план значительно упростила продвижение к исторической истине.

Критика религии означает только вхождение в мир реальной жизни. В отличие от уподобившегося теологу Бауэра, Маркс не только обращал свой взгляд на религию, но и уделял большое внимание самым насущным вопросам.

Обратив взор на мирскую жизнь, он прежде всего столкнулся с проблемой свободы печати, которая во время политической борьбы в Германии была особенно актуальна. Она свидетельствовала о растущем противоречии между активно развивающейся капиталистической экономикой и феодальным абсолютизмом. Еще более явным оно стало после того, как 24 декабря 1841 г. прусское правительство издало указ о цензуре новых книг и газет. В Германии борьба за свободу печати стала предпосылкой к защите всех видов свобод. Без борьбы за нее все остальные лопнули бы как мыльный пузырь. Однако здесь мы делаем акцент на исследовании не политики, – революционно-демократической деятельности Маркса, противостоявшего цензуре и осуждавшего Прусский абсолютизм, – а философии, которая означала отчуждение человеческой сущности, нашедшей отражение в его аргументации в пользу свободы печати.

Вопрос о свободе повсеместно возникает в ходе противостояния буржуазного класса феодальной системе, его борьбы за свой суверенитет. Однако в связи с разным уровнем экономического развития и состояния классовой борьбы каждая страна неизбежно обретает свою специфику. Например, в экономически развитой капиталистической Англии вопрос о свободе связан прежде всего со свободной торговлей; во Франции, где классовая борьба является относительно показательной и острой, в большей мере рассуждают о политической свободе. Свобода, равенство и братство – революционный лозунг французской буржуазии в борьбе за установление самоуправления. В Германии этот вопрос переводится в духовную сферу и становится особенностью мышления, разума и сознания, обретает гносеологический и этический характер. Хотя в представлении о свободе в немецкой классической философии преломлялись требования немецкой буржуазии, но все-таки оно ограничивалось сферой мышления.

Путь немецкой классической философии отличался от французского Просвещения XVIII в. Тем не менее она обозначила вступление в немецкую буржуазную революцию с оглядкой на уже свершившиеся революции в Англии и Франции. Поэтому принцип свободы стал основным в немецкой классической философии. В «Лекциях по истории философии» Гегель называет Руссо одним из двух «исходных пунктов» немецкой философии, а его принцип свободы рассматривает как «переход к кантовской философии, которая в теоретическом отношении положила в свое основание этот принцип» [11] . В действительности Кант был очень нерешителен, так как в своих противопоставлениях свободы и необходимости, морального и естественного закона, человека как сущности чувственной, полагающейся на опыт, и как духовной, он сводит вопрос о свободе воли к самому познающему и нравственному субъекту и рассматривает ее как первый постулат этики. Кант говорит: «Без этой свободы (в последнем истинном значении), которая одна лишь бывает a priori [независимо от опыта] практической, невозможен никакой моральный закон, никакое вменение по этому закону» [12] . Другими словами, без свободы воли человек не может сам следовать голосу нравственности, и нравственный закон в этом случае теряет основания и смысл.

Под влиянием французской революции особое внимание значению свободы уделял также Фихте. В работе «Требование к правителям Европы возвратить свободу мысли, которую они до сих пор подавляли» он рассматривает самостоятельное мышление как неотчуждаемое человеческое право и говорит, что правители не вправе ограничивать его у народа. Однако Фихте, основываясь на идеалистических представлениях о мире, воспринимает свободу как особенность «Я» и потому относит ее к области спекулятивной философии.

Гегель рассматривает ее с позиций объективного идеализма и полагает, что она относится к духовной природе. Материальная субстанция есть сила тяжести или притяжения, а духовная (или сущность) – это свобода. Все атрибуты духа образованы из нее, все прибегает к ее средствам, все преследует и порождает ее. Поэтому Гегель называет ее «единственно истинным духом» [13] .

Согласно его теории, история человечества идет по пути осознания свободы. Прогресс здесь определяет развитие цивилизации. Восточные народы еще не знают сущности духа и что свобода «очеловечивает» человека, поэтому они не свободны. Они знают свободу только одного человека – самодержавного правителя. Римляне знали, что она принадлежит лишь некоторым, а не всем людям. Одни германские народы знают, что свобода – это то, что делает человечество человечеством. Поэтому Гегель рассматривает ее сознание как движущую силу истории, критерий, который делит всемирные процессы развития на этапы, и способ ее исследования: «Смутное чувство последнего определения было движущим побуждением веков и тысячелетий; это чувство вызывало гигантские перевороты» [14] .