Шрифт:
— Наденьте на меня наручники, сэр.
Он рычит. Мужчина действительно рычит вслух.
— Не искушай меня.
Ясно, что он уже далеко за пределами искушения. Он твёрд, как скала, его брюки от смокинга натянуты из-за огромной эрекции. Мысль о том, чтобы снова коснуться его члена, заставляет меня дрожать.
— Это «сэр» тебя так напрягает? — спрашиваю я, стараясь говорить обычным тоном. Да, совершенно небрежным, это я — совсем не смущённая моим сексуальным телохранителем и его твёрдым членом. — Или это какой-то авторитетный фетиш? Наряд школьницы сделал это с тобой ранее, а теперь «сэр»?
Макс расстёгивает наручники.
— Я пристегну твою задницу к себе, — снова угрожает он. — Я тебя предупреждаю.
Я играю с огнём и знаю об этом, но не могу остановиться. Я не хочу останавливаться.
Повернувшись, я выпячиваю бёдра, и пышная юбка, надетая на мне, взлетает в воздух. Я знаю, что Макс может всё видеть под юбкой, когда я так делаю. Затем кладу руки на поясницу.
— О, нет, не надевайте на меня наручники, сэр.
Может, я и играю с огнём, но не думаю, что телохранитель это сделает.
Надеть наручники на Кронпринцессу Протровии, посреди библиотеки, куда любой может войти?
Он не посмеет.
Вот почему я подпрыгиваю, когда холодная, твёрдая сталь обхватывает мои запястья и плотно защёлкивается. Макс стоит у меня за спиной, его голос раздаётся рядом с моим ухом, а тёплое дыхание обдувает мою шею.
— Я тебя предупреждал.
Я резко вздыхаю от его близости. Моё сердце бешено колотится при мысли о том, что я полностью под его контролем.
Я никогда не была под чьим-либо контролем, не так, никогда вообще. Я всегда всё контролирую, никогда не подчиняюсь, никогда не показываю слабость.
— Что ты со мной сделаешь? — интересуюсь я, мой голос мелодичный.
— Я не уверен, принцесса, — шепчет мужчина. Его рука тянется к середине наручников, показывая, что он держит меня там, где хочет. Или там, где я хочу быть? — Что ты хочешь, чтобы я сделал с тобой?
Он не ждёт моего ответа. Макс проводит пальцами по моей спине, останавливаясь на талии, и я задерживаю дыхание. Ожидание вызывает трепет. Тот факт, что он не дал мне возможности провернуть ни одну из моих обычных игр, абсолютно возбуждает.
— Скажи только слово, принцесса, и я отпущу тебя.
У меня кружится голова, я опьянена похотью, когда Макс приподнимает все слои юбки, прохладный воздух сталкивается с влагой между моих бёдер. Затем его твёрдость прижимается к моей заднице, и я задыхаюсь.
— Какое слово? — спрашиваю я.
— Моё имя, для начала, — рычит он. — Ты можешь произнести его.
Прикусив губу, качаю головой.
— Я так не думаю.
— Ты упрямая, — тихо говорит Макс. — За это тебя бы следовало отшлёпать.
— Ты не сделаешь этого, — выдыхаю я, с застрявшим в горле воздухом. Никто никогда раньше не делал этого со мной. Отшлёпать принцессу? Это невероятно. — Ты не посмеешь.
Макс дёргает за середину наручников, металл впивается в мои запястья, но это только усиливает моё возбуждение. Всё моё тело в напряжении, ожидая, дальнейших действий телохранителя. Желает, чтобы он что-то сделал. Я практически задыхаюсь.
— Знаешь, сколько раз я об этом думал? — спрашивает Макс.
Инстинктивно, я наклоняюсь вперёд, покачиваясь на каблуках, и выпячиваю задницу, мой вес поддерживается его рукой на наручниках.
Я практически бросаю Максу вызов.
— Знаешь, сколько раз мне хотелось задрать одну из твоих юбок и перекинуть тебя через колено? — спрашивает он, стягивая с меня трусики и подталкивая их к моим бёдрам. Моя киска пульсирует в ответ, я хочу протянуть руку и коснуться его члена, взять твёрдую плоть в руку. То, что я не могу этого сделать, мучительно.
Затем, он, наконец, прикасается ко мне. Макс проводит своей большой ладонью по моей голой ягодице, захватывает её, сжимает и отпускает.
На мгновение мне кажется, что он собирается снять с меня наручники и уйти. Но он этого не делает. Его тихий и грубый голос раздаётся около моего уха:
— Ты нуждаешься в хорошей порке больше, чем кто-либо из тех, кого я когда-либо встречал.
— Правда, — шепчу. Я не могу ясно мыслить, не тогда, когда он удерживает меня в таком состоянии, почти опьянённую от предвкушения.
— Ты только и делала, что была плохой, очень плохой девочкой, — ворчит Макс.
— Насколько плохой? — интересуюсь я.