– Желаем-с приятного вечера!

Чокнувшись они хлебнули кольнувший нежно язык пузырившийся напиток. Вку-усно!

Допили бутылку до дна, было необыкновенно весело, хотелось дурачиться. Сняв с себя жемчужные бусы он бросил их размахнувшись кому-то на голову за соседним столом. Лопнувшие бусы рассыпались не долетев по пола. Соскочив с кресел они ползали на карачках собирая жемчужные горошины, лакей пробовал им помочь, в зале стоял гомерический хохот.

Собрали кое-как жемчуг, заторопились к выходу – путь преградил дородный метрдотель с усами:

– Минуту! Счет извольте оплатить!

Денег у них не было, пришлось идти объясняться к директору. Тот, выслушав, посмеялся их выдумке, дал денег на извозчика, приключение, похоже, окончилось благополучно.

Увы! Утром батюшке в кабинет прислали с нарочным остатки жемчуга в пакете и ресторанный счет на кругленькую сумму, их с Володей вызвали немедленно на семейное разбирательство. Последовало наказание: прогулки и встречи с друзьями отменены, десять дней не покидать пределов дома.

Спустя короткое время тетка Лазарева уехала с детьми домой в Симферополь, несколько лет они с Мишей. Володей и Ирой не виделись.

«Откуда все на свете? Деревья, трава, море?»

Спрашивал взрослых, те отвечали: от Бога, от незримой силы на небесах.

А он сам? Вообще, все люди?

«Со временем поймешь, – следовал уклончивый ответ, – не торопись».

Приставал к Ивану, тот мямлил:

– Ну, это самое. Берутся, значит.

– Откуда берутся?

– Вестимо, от Бога. От кого ж еще?

– Дети тоже от Бога?

– Само собой. От него, барин.

– А женятся зачем?

– Вам, барин, в классную пора, – смотрел на напольные часы Иван. – Англичанин, должно быть, уже дожидается.

Летом они отдыхали семьей на французском курорте Контрексевиль, где матушка принимала лечебные ванны. Вечером, после ужина, он пошел прогуляться. Обогнул курзал, питьевые галереи. Шагая по парковой аллее увидев в проеме увитой плющом беседки: курчавый смуглолицый парень прижимает к себе хорошенькую девицу. По лицам их было видно, что оба получают от этого большое удовольствие.

Непонятное волнение охватило его. Перешагнул неширокий ручей, приблизился.

Парочка не замечала ничего вокруг. Страстно целовалась, девица хихикала, в расстегнутом вороте ее платья вызывающе белела грудь.

Он долго не мог уснуть, ворочался в постели: перед глазами стояла сцена в беседке. Целый день ходил сам не свой. Дождавшись вечера помчался в парк: беседка была пуста. Возвращался в задумчивости, увидел у павильона курящего папиросу давешнего парня, направился в его сторону.

– У вас опять свидание? – брякнул не задумываясь. – Ждете свою даму?

Парень расхохотался:

– Жду. Ты как проведал?

Пришлось признаться в соглядатайстве.

– А ты забавный. Откуда сам?

Узнав, что из России, что княжеский сын, что не видел нагих женщин, незнакомец, оказавшийся приезжим аргентинцем, пригласил к себе в номер – присутствовать на очередном рандеву с девицей.

– Простите, это удобно? – изумился он.

– Удобно, мой друг, – хлопнул тот его по плечу. – Мы не из княжеского рода, у нас с этим просто.

Он был в растерянности: как быть? Желание увидеть воочию то, что изображали купленные у развязного малого в галерее Пассажа скабрезные открытки, которые они разглядывали тайком с Володей за закрытыми дверями, превозмогало страх.

«Была, ни была!»

Устроилось все как нельзя лучше: притомившаяся матушка рано легла спать, брат где-то шлялся, отец ушел играть в карты с приятелями.

Гостиница, где жил смуглолицый аргентинец, была в двух шагах, тот дожидался его на ступенях.

– Ага, пошли!

Потрясение, испытанное им в этот вечер, оставило след на всю жизнь. Видел подобное проходя однажды по манежу: каурый жеребец, которого вели подковать на кузню, вырвался взбрыкнувшись из поводьев, вспрыгнул задрав копыта на круп стоявшей в стойле кобылицы и стал толкать ей под хвост с громовым храпом гигантскую балясину.

У людей было то же самое! За час с небольшим в номере аргентинца для него навсегда спала завеса со взрослых тайн, явилось ужасное, постыдное в отношениях мужчин и женщин. Неужели, думалось, именно так выглядят в постелях взрослые? Матушка, отец?