Я делаю глубокий вздох.

– У тебя есть вино? Мне нужно выпить.

Ухмыляясь, он разворачивается и идет по красивому дому. Я следую за ним через комнаты с высокими потолками, замечая люстры в коридоре. Он ведет меня на кухню размером почти с нашу старую квартиру.

– Зачем ты вообще решил жить в той квартире, если у тебя было все это?

Он открывает дверцу полностью укомплектованного холодильника с вином, скользя пальцем вверх по стройным рядам из горлышек бутылок, прежде чем останавливается и достает одну. Я вижу этикетку, когда он ставит вино на стол, чтобы открыть. Chateau Ste. Michelle. Вино, которое я всегда покупала в магазине за углом, недалеко от нашей квартиры.

– В тот момент, когда мы встретились, я понял, что ты особенная, Элла. После нашего второго свидания я понял, что ты – та самая. Я хотел, чтобы ты была в игре. Я представлял, каково это – наблюдать, как они трахают тебя, как ты расцветаешь и перерождаешься в нечто неприкасаемое. Но, если бы я не был с тобой, не жил с тобой, не любил бы тебя, - он взмахивает рукой между нами, - то это было бы невозможно. – Это и было невозможно.

– А Мария?

– Все это часть игры, моя любовь. Я никогда не хотел ее. Я лишь трахал ее, чтобы ранить тебя. Это было необходимо.

– Но почему она была в игре? Я имею в виду, ради Бога, Сойер, я трахнула ее, а потом думала, что Тобиас убил ее.

Он поджимает губы, наливая вино в бокал.

– Я хотел понять, насколько ревнивой она сделала тебя. Я хотел узнать, убьешь ли ты ради меня. Я был горько разочарован, Элла.

– Я не собиралась убивать ее за твои ошибки.

– Но ты бы убила Лили Дэвис, чтобы спасти Тобиаса... – выражение его лица мрачнеет.
– Осторожно, милая. Мое терпение и так превысило все лимиты, - он вручает мне бокал и подходит ближе.

– Ты накачал меня наркотиками и изнасиловал, - тихо говорю я, сдерживая эмоции, потому что, если я этого не сделаю, то, скорее всего, разобью этот бокал о его лицо.

– Нет, нет, нет, - он убирает волосы с моего лица.
– Я просто хотел тебя. Все это было частью игры.
– Он сошёл с ума, абсолютно свихнулся. Сойер отворачивается, пряча бутылку вина обратно в холодильник. Я бесшумно перемещаюсь вправо и достаю маленький нож, заправляя его за пояс джинсов. И возвращаюсь на свое место, к тому времени как он разворачивается ко мне. Улыбаясь, я подношу вино к губам. Он подходит ближе и забирает бокал из моей руки, переплетая наши пальцы.
– Позволь мне показать тебе дом.

Только он не показывает мне дом, а ведет наверх и проводит по коридору к гигантской спальне. Огромная деревянная кровать расположена в центре комнаты, идеально застеленная темными атласными простынями. Дверь закрывается с щелчком, и я бросаю взгляд через плечо, пытаясь успокоить дыхание. Боковым зрением, я вижу, как он приближается ко мне. Его пальцы опускаются на заднюю часть моей шеи, и кожа покрывается мурашками.

– Я хочу тебя, Элла. Прекрасная, милая, Элла.
– Я поворачиваюсь к нему лицом, не желая, чтобы он обнаружил нож у меня за спиной. Я прижимаю губы к его губам и медленно разворачиваю его к кровати. Он опускается на матрас, и я следую за ним, пристраиваясь между его расставленными ногами. Когда он пытается дотронуться до меня, я прижимаю его руки к матрасу. Я не могу позволить ему почувствовать нож. Медленно я расстегиваю его рубашку. Он продолжает сидеть, припадая к моим губам, пока стягивает с плеч рубашку. Он углубляет поцелуй и хватается за край моей рубашки, прежде чем снять ее через мою голову. Вздыхая, он скользит ладонями по моей обнаженной груди и опускает рот к соску. Я заставляю себя откликаться на его ласки, чтобы создать иллюзию, будто хочу его. Касаясь пальцами его шеи и волос, я не могу не вспомнить, как прекрасен когда-то был Сойер. Забавно, что сейчас, по сравнению с Тобиасом, он кажется таким болезненно посредственным.

– О, Элла, - бормочет он, целуя мою шею.

– Я хочу тебя, - шепчу я, мой желудок сжимается, когда я толкаю Сойера обратно на кровать. Наши глаза встречаются, когда я дотягиваюсь до ремня, расстёгиваю его. Он избавляется от штанов и боксеров, пока не оказывается на кровати полностью голым и таким уязвимым. Я убью его, потому что он плохой человек. Я убью его, потому что он причинил мне боль. Я убью его, потому что этот поступок будет правильным.

Дверные петли скрипят, и я вздрагиваю, когда дверь распахивается. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как в дверном проеме появляется Тобиас. Гнев и доминирование исходят от него волнами, когда его темные глаза встречаются с моими. Я знаю, как это должно выглядеть со стороны. Я знаю, что он должен думать обо мне, и опускаю взгляд, ощущая, как румянец расползается по моим щекам.

– Не стесняйся, Элла, - говорит Сойер.
– Или тебя расстраивает, что Тобиас увидел тебя со мной?
– он ухмыляется.
– Видишь ли, такой была договоренность между нами. Ты проиграла, и Тобиас должен трахнуть нас. Никакого Престона. Только я, ты и он.

– Нет, - шепчу я, глядя на Тобиаса.
– Хорошо, что он все) видит, - я молю, чтобы он распознал мою ложь, но он уже расстегивает пуговицы на рубашке. Его челюсти сжимаются. А ноздри раздуваются, когда он приближается к кровати.

– И, ох, как же низко пали всемогущие сего мира, - смеется Сойер. Он хватает меня за грудь и скручивает сосок.
– У меня теперь твоя любимая игрушка, Тобиас, - он наклоняется и щелкает языком, по моему напрягшемуся соску.

В холодной тишине комнаты слышно неровное дыхание Тобиаса.

– Как я уже сказал, - рычит он, - ты можешь забрать ее тело, но ты никогда не заберешь ее душу. Она моя.

Сойер смеется.

– Семь дней, Тобиас. Это не более чем похоть. Стокгольмский синдром. Ты слишком доверяешь себе.