— Да, Илона, — Герат наконец поднялся на ноги. Бледный, с измученным лицом, но явно уже полный сил. — В начале… приступа мне сложно сдержать себя. Сила рвется наружу, могу ненароком подпалить кого-то или что-то, — он усмехнулся. — Лучше чтобы никого не было рядом, пока я не возьму себя в руки, не перенаправлю этот огонь внутрь себя.

Я вздрогнула. Еще не знала всех подробностей его «проклятия», но могла представить себе, каково это, когда твоя собственная сила сжирает тебя изнутри. Мстит за то, что ты не даешь ей свободным потоком устремиться наружу.

Хорошо еще, что моя сила так не взбесилась… Или пока не взбесилась.

— Объясните! — сказала я, и с удивлением заметила, что мой голос звучит не просяще, а почти властно.

Герат внимательно посмотрел на меня, сложил руки на груди и усмехнулся.

— Что, тарра Гварди, ощутили власть надо мной? О-о-о, — невесело рассмеялся он. — Я знаю, это окрыляющее чувство, когда ты один можешь помочь другому человеку! Это дает тебе власть над ним. А учитывая, что вы осознаете, насколько меня тянет лично к вам, то вы чувствуете еще более летящее чувство всевластия! Что скажете, тарра Гварди? Приятно держать в руках ниточки и дергать за них ректора?

— Что?! — переспросила я. Его слова звучали почти оскорбительно. Видимо, я должна была обидеться на эти рассуждения про чувство власти, на провокацию про «ниточки». Да какие ниточки! Это он играет, у него стратегия. А я по-прежнему всего лишь стараюсь выжить в той ситуации, в которую он меня поставил.

Но все это пролетело словно мимо моего сознания. Услышала лишь одно «насколько меня тянет лично к вам». Квинтэссенцию, единственно важное из всех его слов… Ведь не о простом физическом влечении он говорит?!

Герат не стал повторять. Теплее, с легкой насмешкой посмотрел на меня сверху вниз, и… проигнорировал вопрос. Протянул мне руку, как будто приглашал на танец.

— Пойдемте, разговаривать лучше сидя. Вы ведь хотите услышать объяснения, — усмешка.

Я вложила руку в его ладонь, и, словно отец дочку, он повел меня… к стене комнаты. Поводил над ней рукой, открылась еще одна каменная дверь. За ней был уютный кабинет со столом, диваном, несколькими магическими светильниками, загоревшимися при нашем появлении.

— Где мы? — изумилась я. До сегодняшнего дня мне в голову не приходило, то здесь есть какие-то помещения.

— Мои тайные личные апартаменты, — ответил Герат и отпустил мою руку. Сел на диван, откинулся, вытянул ноги. Похлопал рукой подле себя. — Присаживайся, Илона. Или, если моя близость слишком тебя волнует, вон там можно взять стул.

«Козлина огненный!» — подумала я, сжала кулаки и села на диван. На расстоянии, удобном для разговора, но не для объятий. Герат стрельнул на меня глазами и добродушно усмехнулся.

— Итак, Илона, — сказал он. — Или как тебя зовут на самом деле… Впрочем, сейчас речь обо мне. Ты все же вынуждаешь меня первым снять маску… — он откинул голову, прикрыл глаза. И начал говорить вот так — с закрытыми глазами. Словно воскрешал перед внутренним взором картинки прошлого. А может быть, так оно и было.

— Возможно, ты слышала, Илона, об эпидемии «проклятого пламени» или «огненной лихорадки», как называли этот недуг?

Я утвердительно кивнула.

— От нее погибали все. В том числе мои родители. Все, кроме таких вот огненных, как я. Считалось, что «пламя», сжигающее изнутри людей и магов, не трогает представителей своей стихии. Я сам ухаживал за родителями, когда они умирали. Ясно, что, не будь я огненным, то подцепил бы лихорадку, и умер от нее, как все остальные. Но я чувствовал себя прекрасно, даже когда хоронил отца и мать, — Герат приоткрыл глаза и невесело усмехнулся. — Так же прекрасно чувствовал я себя, и когда пришел в академию, когда поступил в нее и начал учебу. Даже удивительно прекрасно. Сила просто клокотала во мне. Меня называли сильным огненным, учили контролировать огонь, использовать его правильно… И у меня все получалось. Лишь однажды во время тренировок по боевой огненной магии… произошло то, что стало «первой ласточкой». Мой противник был слишком хорош и упорен, вероятно, я ощутил опасность, и моя сила — избыточная, слишком большая — вырвалась наружу. Я чуть не убил его… Получил выговор от заведующего за несдержанность (вообще-то вполне характерную для огненных) и вроде бы на этом все закончилось. Но я больше не мог быть спокоен. Я ощущал, что мой огонь сильнее, чем должен быть. Что пламени слишком много, и его природа как-то отличается от обычного внутреннего пламени огненных. И что эта сила растет во мне день ото дня. Знаете, Илона, у меня был пытливый ум. И я не намерен был сдаваться этому пламени. Я начал расследование…

— И выяснили, что это избыточное пламя как-то связано с болезнью «проклятого пламени»?

— Именно, — сказал Герат. — На самом деле о том, что огонь этой болезни не поражает огненных магов, было известно лишь из древних летописей, сохранивших историю предыдущей эпидемии много тысяч лет назад. В мои времена было лишь три огненных на весь город, пораженный эпидемией. Я и еще двое. Один старый маг и мальчишка моего возраста. Я навел справки… Оказалось, что мальчишка спустя пару лет после эпидемии начал впадать в «буйство», сжигал все на своем пути. В итоге он погиб, оказывая сопротивление, когда его пытались арестовать полицейские маги, присланные из столицы. Я понял, что, не поступи я в академию, вероятно, моя судьба была бы такой же. Пожилой маг, по слухам, сидел у себя дома, занимался какими-то исследованиями. Я съездил к нему, уговорил поговорить со мной. И мэтр Грайнсор подтвердил мои подозрения. «Огненная лихорадка» поражала всех. Просто огненных магов она не убивала. Она «сливалась» с их внутренним пламенем, удесятеряла его. И огненный маг становился, если можно так сказать, «сверхогненным». Огонь в нем затмевал все остальное и стремился выбраться на волю. Я спросил у него, как это лечить. Но Грайнсор так же, как и я, не знал способа. Единственное — он сказал, что научился обращать это пламя внутрь себя. Сдерживаешь его, горишь сам, но зато не горят города вокруг тебя. Этот маг был очень стар… Спустя два месяца он умер, его нашли скрючившимся на полу, словно что-то терзало и жгло его изнутри перед смертью. Только я знал, что так и было на самом деле… Так, тарра Илона, уже в двадцать с небольшим я узнал, что болезнь, унесшая жизнь моих родителей, стала и моим «проклятием», — усмехнулся Герат и посмотрел на меня.