Максима этот же умник прозвал Бомбус за фамилию Шмелёв. Bombus — международное научное название шмеля на латыни. Но прозвище как ни странно прилипло. Может быть потому, что в те юные годы на вопросы типа «И что мы с ним сделаем?» Макс имел привычку отвечать: «Подложим зловонную бомбу!»

Веник как игрок славился своей фантастической неудачливостью. «Не везёт мне в картах, повезёт в любви!» — стало его девизом по жизни. Он умел делать деньги на своей смазливой внешности, которой его картавость придавала пикантности. В казино же приходил спустить пар и, как правило, буквально спускал всё подчистую.

— Дальше иггаешь? — спросил Веник, усаживаясь рядом.

— Это последняя, — передвинул Максим свои фишки, и они действительно ушли в пользу казино.

— Как всегда вода, — отодвинул Веник, плачущий из-за льда стакан и подозвал официантку.

— Ему воду, а мне Кговавую Мэги, и мы пойдём вон за тот столик, — он показал рукой.

— Что-то ты не весел, Бомбус, — заметил Веник, когда их напитки принесли.

— Зря, наверно, приехал. Не мой день. А деньги край как нужны.

— Это потому, что кгай. Ты же знаешь, с таким настгоением иггать нельзя, всю удачу гаспугаешь. Деньги нужно отдавать легко.

Он сделал несколько глотков своего напитка через трубочку, тыкаясь носом в сельдерей.

 — А что у тебя? Мелкая опять?

— Опять в больнице. Опять триста штук.

— Продай Хаглей.

— Веня, я уж лучше кафе продам. Только его тоже сначала отремонтировать надо.

— Слушай! — он уставился на него, словно первый раз увидел. — А вчера по телеку показывали джип пгямо в стену. Я ещё подумал, что похоже на твоё.

— Так моё.

— Твою мать! Много постгадавших? Сказали, одна девчонка в больнице пгисмерти, но они там наговогят.

— Девчонка в больнице? — Макс не верил своим ушам.

— Сказали, много внутгенних повгеждений, как-то так.

Максим пытался вспомнить её лицо, но в воспоминаниях всплывал только безупречный профиль и гладко зачёсанные волосы, собранные в узел. «Всегда без спутников, одна, Дыша духами и туманами, Она садится у окна…» Она запомнилась ему Незнакомкой Блока. Или женой Штирлица, такой сосредоточенно молчаливой и грустно отрешённой. Он даже подумывал переименовать кафе в «Elefant».

 Только его ассоциации и больше ничего. Он не запомнил какой она была. Была… Это слово резануло неожиданно больно. Потому что была в его жизни ещё одна девушка, которая погибла по его вине. Страшные ощущения той аварии нахлынули с такой силой, словно всё случилось вчера.

Пустая дорога.

Её хрупкие руки, тонкие, словно веточки, обхватившие его за талию.

Она не хотела надевать шлем, и он ехал медленно, по его меркам просто пешком.

Его резко потянуло влево, но она даже не вскрикнула.

Он не понял, что произошло. На инстинктах успел сгруппироваться и откатился к обочине, а она разбила голову об асфальт.

Он пытался делать искусственное дыхание, массаж сердца, сражаясь до последнего, не веря в её смерть, но не добился ни вздоха.

И до самого приезда скорой помощи держал на руках её остывающее тело.

Он даже не любил её, эту Верочку. Просто девочка, вчерашняя школьница, напридумавшая себе бог знает что — романтическую сказку с крутым рокером. Ему льстило её внимание, и она была хорошенькой, если бы не красилась так сильно. В тот день она первый раз пришла без косметики и казалось бледненькой.

Она уговорила его прокатится без шлема. И он согласился, ведь она ехала с ним не первый раз.

Слипшиеся от крови волосы, разбитое лицо, осколки зубов, неестественно вывернутая рука… до последнего вздоха он будет помнить это.

— Бомбус! — тронул его за руку Веник. — Ты давай пгекращай это.

— Да. К чёрту! — Макс потряс головой, возвращаясь к реальности, и встал. — Надо развеяться.

— Не мешало бы! Тебе может заказать чего? — крикнул он ему вслед.

— Воды! Со льдом!

Он разменял ещё триста долларов и решил, если сейчас ничего не выиграет, поедет домой. Это неправда, что хорошие игроки азартны. Хорошие игроки расчётливы и бесстрастны. Таким был Чудик, тот самый умник, что имел пристрастие к мёртвым языкам и придумыванию прозвищ. Простое русское имя Пётр Чудинов очень ему шло. В свои тридцать он до сих пор выглядел закомплексованным щуплым подростком в очечках. Вечно взъерошенный, конопатый, с кривыми зубами и мягкой застенчивой улыбкой, он не производил впечатление умного. Только впечатление это было обманчиво. Перейдя от шахмат к покеру, он стал сильнейшим игроком исключительно благодаря своему уму.