– Это прорыв в науке? – севшим голосом спросила эйта Краст.

– Это правильное использование разума,- хихикнула Грета. – Заклятье накладывается на внешнюю сторону капюшона, затем на внутреннюю. И с внешней стороны на внутреннюю передается изображение. Ты не смотришь сквозь ткань, ты смотришь на ткань.

– Но получается, что я вижу сквозь,- попробовала возразить Тирна.

– Нет, сквозь – это когда односторонняя прозрачность. А тут внешняя часть ткани становится слабеньким записывающим артефактом, а внутренняя таким же слабым, но воспроизводящим. Это модифицированные театральные чары. Вот когда на заднем фоне у героев меняется панорама – оно самое. И если ты сейчас резко развернёшься – поймешь.

Тирна крутанулась вокруг себя и сдавленно ругнулась.

– Как будто пространство рассыпалось на кусочки и сейчас медленно, противно собирается. Фух, все,- проворчала она.

– Именно поэтому монахини столь плавно поворачиваются.

– Значит, мы отыгрываем монахинь? – эйта Краст осторожно развернулась к подруге.

– Не то чтобы отыгрываем, но раз есть возможность скрыть лицо – почему нет?

Наигравшись, подруги вспомнили о некормленых дорфах. Точнее, им недвусмысленно об этом напомнил Дикки. Так что вниз они спускались очень быстро.

– В следующий раз я буду вставать раньше,- шепнула Грета, когда увидела, что свободное место осталось в одной карете с Ринтар-Боул.

– Вот уж точно.

Всю дорогу в карете царила напряженная тишина. Этому немало поспособствовал Дикки, занявший все пространство на полу. Только Таэлия Ринтар-Боул косилась на закрывших лица подруг и высокомерно усмехалась. Она явно ждала, что по прибытии девушек осадят или, хотя бы, они упадут запутавшись в подоле. Правда что-либо сказать по этому поводу она не решалась.

Приехав, подруги первыми выскочили наружу. За ними выбрался дорф и только после этого, с другой стороны, соскочили Таэлия и ее подруга. Имени подруги Грета не знала, да и не интересовалась особо.

– Ты только посмотри, он же утопает в цветах,- ахнула Тирна.

– Тише ты, секрет выдашь,- Грета пихнула подругу в бок. – Мы же ничего не видим, забыла?

Но Храм действительно поражал. Последние годы его постоянно перестраивали, лучшие образцы цветов и цветущего кустарника высаживали в окружающем его парке. В общем, Маргарет и Линнарт Дарвийские очень ценили расположение Совета Жрецов. И Серую Богиню.

А вот внутри Храм был точно таким же, как и все другие храмы. Только позы Божественной троицы были немного не каноничны. А так – гулкий простор, мозаика и колонны. И камни, куда же без них.

Соискательниц и одного соискателя выстроили в два ряда и, после разрешения одного из служек, они затянули песнопения. Грета искренне не понимала зачем и для чего они это делают. Ведь даже жрецы не пели хвальбы Богине. То есть, пели, но очень редко. Серая Богиня не слишком ценила человеческое пение, о чем сказала буквально в прошлом году. Чем обрадовала простой люд – ведь если слышит пение, значит слышит и мольбы.

«Но почему не помогает?» шептались по тавернам скользкого вида мужички. И за каждым таким шептуном велась слежка. Но, тут Грета вздохнула, это скорее всего просто слухи. Кому нужно отслеживать трактирных пропойц? А люди… что ж, люди всегда чем-то недовольны.

Неслаженное пение возносилось к сводам и там утихало. Грета ожидала обещанного умиротворения и покоя, но нет. Чутко прислушиваясь к себе, она поняла – из того, что обещали она ощущает только жажду. Но если мора Вирстим говорила о жажде познания, то мора Ферхара мучается более приземленной жаждой, которую легко утолит стакан лимонада.

По знаку служки соискатели прекратили мучить Серую Богиню своим пением и замерли. Откуда-то из-за колонн вышла тонкая, нескладная девчушка и тоже запела. Ее сильный, чистый голос уходил ввысь и вот он-то и спровоцировал дальнейшие безобразия.

Лазар подался вперед. Шаг, другой, третий. Он шел как марионетка и кукловод у него явно был криворуким. Потому что экспериментатор оступился и рухнул на каменный пол.

– О Богиня, он же… Он разбился?!

Чей это был возглас Грета не поняла. Но ужас полностью разделяла – Лазар разбился как глиняный кувшин, разлетелся на черепки. С одного такого черепка на окружающих взирал блестящий, недоумевающий глаз.

Тирна зажала уши и тонко-тонко завыла, нескладная девчонка так и не прекратила своей песни, а вокруг черепков засуетились служки.

Крепко прижимая к себе подругу, Грета осторожно отходила в сторону. И силилась понять, это запланированный Алистером ход или вражий экспромт? И судя по тому, что некромант в мгновение ока появился в храме – экспромт.

– Тише, тише. Не так и страшно. Ну, подумаешь, голем глиняный. Ничего страшного.

При этом саму Грету колотило от страха. Глиняный голем это совсем не некромантия. Это куда более страшная магия, магия в основе которой лежит человеческая жертва. Неужели Алистер способен на такое?