— Может, заклятия — дело рук кого-то другого, — предположил Боб.

— Бьянка, — вдруг сказал я. — Она и ее прихвостни каким-то образом замешаны во всем этом: помнишь, это ведь они подстроили все с Лидией? И это они поджидали меня в тот вечер, когда меня освободили из-под ареста.

— Вот уж не думаю, чтобы она была слишком уж сильна в практической магии, — усомнился Боб.

Я пожал плечами.

— Как практик — конечно, нет. Но учти, ее только что повысили. Возможно, она училась. Она и раньше не ограничивалась простым набором дешевых вампирских трюков — а если она проделывала все это, находясь в Небывальщине, это добавило бы ей сил.

Боб посвистел сквозь зубы.

— Угу, это могло и сработать. Бьянка взбаламутила там все, потерзав нескольких духов, и в результате получила все условия для того, чтобы натравить на тебя Кошмар. А потом ей остается только спустить его с поводка, усесться поудобнее и наслаждаться зрелищем. Повод-то для этого у нее имеется?

— Увы, — вздохнул я, вспомнив о записке, которую прочитал больше года назад. — Она обвиняет меня в смерти одной из своих девушек, Полы. Она хочет, чтобы я поплатился за это.

— Славно, — сказал Боб. — Значит, она может стоять за всем этим?

— Да, — ответил я. — Очень даже может.

— В смысле наличия у нее возможностей и повода?

— Да, но это чертовски бездоказательно. Ничего такого, что бы я мог представить Совету, чтобы заручиться его помощью. Никаких конкретных улик.

— И что? — сказал Боб. — Убей ее, и дело с концом. Нет Бьянки — нет проблемы.

— Боб, — возмутился я. — Нельзя же просто так пойти и убить человека.

— Я знаю. Потому тебе и нужно это сделать.

— Нет. Нет. И потом, я все равно не могу убивать людей.

— Почему? Тебе уже приходилось делать это. А теперь у тебя есть и новый пистолет, и все прочее.

— Я не могу намеренно лишать кого-то жизни только за то, что он мог совершить что-то, а мог и не совершать.

— Бьянка — вампир, — настаивал Боб. — В классическом понимании ее вообще нельзя считать живой. Пойду, залезу в Мистера и снаряжу тебе пуль, чтобы ты…

Я вздохнул.

— Нет, Боб. Ее окружает довольно много людей. Мне пришлось бы убить кого-нибудь из них уже только для того, чтобы пробиться к ней.

— Ох, черт. Это что, снова твоя дилемма насчет добра и зла, да?

— Да, снова она.

— Вся эта мораль вызывает у меня сильное сомнение, Гарри.

— И тем не менее, — буркнул я. Потом вздохнул — прерывисто, потому что меня продолжало еще трясти — и вытянул руку, чтобы коснуться круга и разрушить его. Когда защитное поле с едва слышным хлопком исчезло, мне отчаянно захотелось снова сжаться в комок и пришлось сделать над собой усилие, чтобы не делать этого. Насколько мог, я пришел в себя. Нужно было работать.

Я встал и подошел к столу. Глаза мои достаточно свыклись с темнотой, так что я более-менее ориентировался и почти ничего больше не ронял. Я придвинул к себе ближнюю свечу, но спичек под рукой не оказалось. Поэтому я привычно ткнул в фитиль пальцем, нахмурился и буркнул: «Flickum bicus».

Заклятие, которое я использовал тысячу раз, обернулось пшиком: вместо короткого, но сильного импульса энергии из пальца вылетело несколько жалких искр. Фитиль задымился, но не загорелся.

Я нахмурился сильнее, сосредоточился сильнее и повторил заклинание. На этот раз я ощутил легкое головокружение, и свечка загорелась. Мне пришлось ухватиться рукой за край стола.

— Боб, — прохрипел я. — Ты видел?

— Угу, — подтвердил Боб без капли издевки в голосе.

— Что случилось?

— Гм. В первый раз ты вложил в заклинание недостаточно силы.

— Не больше и не меньше, чем обычно, — возразил я. — Ну же, я ведь проделывал это миллион раз.

— Семнадцать тысяч пятьдесят шесть по моим подсчетам.

Я изобразил бледное подобие своего обычного возмущения.

— Ты знаешь, что я хотел сказать.

— Недостаточно энергии, — настаивал Боб. — Я говорю то, что вижу.

Секунду-другую я молча смотрел на свечу. Потом пробормотал, обращаясь, скорее, к самому себе:

— Но почему мне пришлось напрячься, чтобы эта штука зажглась?

— Возможно, потому, что Кошмар откусил изрядный кусок твоих сил, Гарри.

Очень медленно я повернулся, чтобы посмотреть на Боба в упор.

— Он… что он сделал?