– Зато какая валюта!
– сказал отец, вертя один из "золотых" пиастров так, чтобы он поярче отсвечивал в свете люстры.
– Всем валютам валюта! За такую и пропасть не жалко, а?

– Это ты про ту давнюю историю?
– нахмурился Богатиков.

– Про какую историю?
– спросила мама.

– Да когда мы чуть не погорели за валюту, лет в тринадцать - в четырнадцать, - ответил отец.
– Вот это было дело!..

– Было...
– хмуро пробормотал Богатиков.
– Нас тогда Седой опять выручил.

– Так в то время...
– мама поглядела на отца и его друга каким-то странным взглядом.
– В то время за валюту вообще расстреливали! Как же вы вляпались?

– Вот так и вляпались, - хмыкнул отец.
– Кто ж тогда знал...

– Ой, расскажите!
– взмолился я, и Ванька меня поддержал.

Отец и Богатиков переглянулись.

– Расскажем?
– спросил отец.

– Почему бы и нет?
– ответил Богатиков.
– Я с удовольствием... Если только они поймут...

– Поймут, они умные, - заверил отец. Он опять повертел "золотой" пиастр.
– Странно подумать, что сейчас вот эта монета стоит для нас больше, чем...
– он осекся.

– Да, - в тон ему ответил Богатиков.
– Тогда ведь все было не настоящее. И главное... Главное, что мы-то не влипли. Нас влипли, если можно так выразиться. Потому что...
– он на секунду примолк, ища нужные слова.
– Потому что, например, вот в этой игре, в которую мы сейчас играем, правила по ходу игры менять нельзя. Раз я проигрываю - значит, проигрываю, ничего не попишешь. А тогда на взяли и сменили правила по ходу игры. Причем сменили взрослые дяди взрослым дядям. Уж очень им хотелось выиграть, пользуясь своим положением. А мы попали в самую гущу всей заварушки...
– он улыбнулся.
– Впрочем, не будь мой отец таким наивным... Но не надо забывать, что он в то время много отработал за границей, и кое-что, касающееся нашей тогдашней жизни, просто успело выветриться у него из головы. Он считал, что пиастры - это пиастры, а если у кого-то их не хватает, он не станет вводить в игру "Пираты"... ну, например...

– Желтую подводную лодку!
– сразу сказал отец.
– Которая способна потопить все старинные галеоны и обеспечить выигрыш её хозяину!

– Вот-вот!
– живо согласился Богатиков.

– "Желтая подводная лодка"?
– мы с Ванькой переглянулись.
– Так ведь это... "Йеллоу сабмарин"?

– "Уы ол лив он де йеллоу сабмарин"!..
– загорланил мой братец. У отца была неплохая подборка пластинок и кассет "Битлос". А когда мы пошли в школу (я ведь рассказывал, что первые годы мы учились дома, раз в две недели отправляясь сдавать пройденное учителям, потому что жили мы тогда в самом дальнем из "гостевых комплексов" заповедника, откуда ездить в школу каждый день было просто невозможно), то выяснилось, что "битлы" - это не "старье", известное только нам, что до сих пор ими увлекаются вовсю...

– Вот именно!..
– сказал Богатиков.
– "Ты пришла и съела мандарин!.." - пропел он, гнусавя и "укая" на английский манер.

– Да, - кивнул отец.
– Вот так мы и пели тогда эту песенку... И, что самое странное, с мандаринов все и началось...

– С несъеденных мандаринов!
– рассмеялся Богатиков.

– Со съеденного в конце концов мандарина!
– поправил отец.

– Ради Бога!
– взмолилась мама.
– Вы не только мальчишек заинтриговали, но и меня тоже! Оставьте ваши непонятные намеки, и рассказывайте поскорей...

– Что ж...
– отец повернулся к Богатикову.
– Я начну, а ты продолжишь, или вмешаешься, где надо, так?

– Так, - согласился Богатиков.

– Это детектив?
– спросил я.

– Можно сказать, да, - ответил отец.
– И, если искать ему название на твой манер, то можно было бы назвать его или "Тайна съеденного мандарина", или "Тайна бывалого полковника", или как-то еще... В общем, слушайте. Был, насколько помню, май семьдесят второго года... Или семьдесят третьего? спросил он у Богатикова.

Тот задумался, потом с шутливым отчаянием махнул рукой.

– Тоже никак не упомню... Что май был - почти наверняка, тепло совсем уже было, а занятия в школе ещё не закончились. В общем, был тот год, когда закрывали для советских граждан валютные продуктовые магазины... Это главное.

– Да, - согласился отец.
– Это главное, а точный год можно потом уточнить. Итак, на дворе - начало тысяча девятьсот семидесятых годов, и май стоит великолепный...

И отец с Богатиковым стали рассказывать, а мы слушали, затаив дыхание.

Я и вам решил все это пересказать - история, что надо.

Только одна проблема у меня возникла: я не знал, от чьего имени записывать рассказ, ведь отец и Богатиков рассказывали приблизительно поровну. И я решил, что впервые попробую записать все в третьем лице. Ну, без авторского "я", а как человек, который со стороны на все происходящее смотрит. Что из этого получилось, вам судить...