– Будет Исполнено, Господин Вон Липвиг.

– Хорошо, – сказал Мокриц, моргая от блеска своих рукавов. – Приступим к почте, в таком случае.

Почтальоны, до тех пор пребывавшие в отставке, собрались в холле на пятачке, расчищенном от вчерашнего письмопада. Они были одеты в почтальонскую форму, но поскольку все формы хоть чем-то да отличались друг от друга, они, технически, не были одеты по форме. На всех были фуражки с козырьками, только у одних днища стояли торчком, а у других лежали плашмя, да и сами старики давно усохли для своей прежней одежды, так что сюртуки свисали с них как драповые пальто, а брюки походили на мехи от аккордеона. И, по стариковскому обыкновению, почтальоны нацепили на себя все свои медали и стояли с таким решительным видом, будто собирались в последний бой.

– Смена к инспекции готова, вашеблагородь! – сообщил почтовый инспектор Грош, так старательно вытянувшийся по струнке, что от гордости его ноги на целый дюйм отрывались от земли.

– Спасибо. Кхм… хорошо.

Мокриц сам не знал, что именно он инспектировал, но он старался, как мог. Ряд морщинистых лиц смотрел на него во все глаза.

Мокриц заметил, что не все их медали были за военные заслуги. У Почтамта были и свои собственные награды. Одна такая медаль, с золотой собачьей головой, красовалась на груди низкорослого человечка с физиономией как у представителя семейства хорьковых.

– Что это за… э… – начал он.

– Старший почтальон Джордж Агги, сэр! За что медаль? Пятнадцать укусов, и все еще в строю, сэр! – гордо объявил он.

– Что ж, это… это… много укусов, что и говорить…

– Но после девятого раза я всех их обдурил, сэр, и сделал себе жестяную ногу!

– Ты потерял ногу? – в ужасе спросил Мокриц.

– Нет, сэр. Просто прикупил себе старых доспехов, – объяснил сморщенный старичок и хитро улыбнулся. – Бальзам на душу, сэр, когда слышу, как скрипят их зубы о железо.

– Агги, Агги… – проговорил Мокриц, и тут до него дошло. – Это же ты…

– Достопочтенный Мастер, сэр, я и есть, – ответил Агги. – Надеюсь, вы не держите зла за вчерашнее, сэр. Все мы когда-то были полны надежд, как юный Толливер, но давно отчаялись. Не обижайтесь.

– Не буду, – пообещал Мокриц, потирая затылок.

– Я бы хотел поздравить вас еще раз от своего имени, как председатель анк-морпоркского Ордена Добровольного Общества Работников Почтовой Службы, – продолжал Агги.

– Большое спасибо, – ответил Мокриц. – А что это за общество?

– Это были мы вчера, сэр, – объяснил Агги и просиял.

– Но вы же тайное общество!

– Не столько тайное, сэр, сколько… незаметное, скажем так. В наши дни всех больше интересует размер пенсии, по правде сказать, да порядочные похороны организовать старым товарищам, когда настанет их час вернуться отправителю.

– Молодцы, – ответил Мокриц расплывчато, отвечая одним словом сразу на все. Он отошел назад и откашлялся. – Господа, пора браться за дело. Если мы хотим, чтобы Почтамт снова заработал, нужно начать с доставки старой почты. Это священный долг. Почта должна найти своего адресата. Пусть это займет полсотни лет, но это должно быть сделано. Вам знакома эта тропа. Не сворачивайте с нее. Помните: если вы не сможете доставить письмо, если такого адреса больше не существует… возвращайтесь, и мы положим письмо в отдел мертвых писем, и будем считать, что мы хотя бы попытались. Мы просто хотим, чтоб люди знали, что почта снова работает. Ясно?

Один почтальон поднял руку.

– Да? – память на имена у Мокрица была намного лучше памяти на все произошедшее накануне. – Старший почтальон Томпсон, не так ли?

– Так точно, сэр! А что нам делать, если люди дадут нам письма?

Мокриц нахмурился.

– В каком смысле? Мне казалось, идея в том, чтобы доставлять почту по адресу.

– Вообще-то Билл прав, сэр, – встрял Грош. – Что нам делать, если станут приносить новую почту?

– Ну, а что вы раньше делали? – спросил Мокриц.

Почтальоны переглянулись.

– Брали с них один пенни за штемпель, приносили письмо сюда, штамповали печатью Почтамта, – отрапортовал Грош, – потом в сортировочную и на доставку.

– То есть… людям приходилось ждать встречи лично с почтальоном? Как-то не очень…

– О, в прежние времена у нас были десятки отделений, вот в чем дело, – сказал Грош. – Но как только дела наши ухудшились, они все закрылись.

– Тогда начнем с доставки, а остальное сообразим по ходу дела, – сказал Мокриц. – Уверен, мы что-нибудь придумаем. А тебе, господин Грош, придется раскрыть мне один секрет…

Гремя связкой ключей, Грош вел Мокрица подвалами Почтамта, пока наконец они не вышли к железной двери. Мокриц заметил моток полосатой черно-желтой полосатой веревки на полу – стало быть, Стража и тут побывала.

Дверь с щелчком отворилась. Изнутри шло голубоватое свечение, приглушенное, но ровно настолько, чтобы действовать на нервы, вызывать фиолетовые круги в боковом зрении и заставлять глаза слезиться.

– Ву-оп-ля, – объявил Грош.

– Это что… какой-то театральный орган? – спросил Мокриц. Очертания аппарата, который громоздился посреди комнаты с элегантностью дыбы, было сложно разглядеть. Свечение шло откуда-то из его недр. Слезы уже вовсю текли по лицу Мокрица.