Позднее оказалось, что стреляли не по бригаде, а – из миномётов и гранатомётов – по колонне, которая вышла утром. Видимо, засада. Мы сели праздновать, и все забыли, что только что обещали в кровь стереть руки, отрывая укрытия полного профиля.

В районе боя, в 14 км от Кувелаи, в 46 от нас (а слышно было, как будто рядом) нашли две сожженные машины – ЗИЛ и УАЗ. Позднее выяснилось: трое убитых (один солдат, женщина и ребёнок), три тяжелораненых, офицер сегуранса пропал без вести (всего ехало 9-10 человек).

Присутствовал при разговоре старшего с комбригом-анголанином. Старший уговаривал его не бить солдат на людях. Идея такова: бить можно и нужно, но в углу, чтоб никто не видел, а ещё лучше давать приказ бить другим – сегурансе, например, – а потом подходить, узнавать, в чём дело, то есть быть для всех хорошим, чтобы не выстрелили в спину, да и чтоб гражданские не видели расправ. Наш щупленький старший рассказал, как за ним по танкодрому, когда он был ещё капитаном, гонялся солдат на танке, хотел раздавить. Он его потом ещё хорошенько избил, но и решил на этом завязать с битьём.

14 мая

Сделали, наконец, себе убежище. До этого каждый день наша гварда рыла рефужу на участке наших домов. Но там всё время выступала вода, почва – мелкие камушки, перемешанные со светлой глиной.

Сегодня старший договорился, и к нам пришёл бульдозер «Suzuki» или «Kamatzu» и за полчаса вырыл отличный ров. Потом перетащил найденный нами в 1,5 км от дома, около кимб посёлка куаньяма, корпус бронетранспортёра. Зарыли его, теперь вычистить всё внутри, и можно играть в шашки во время любого арт- или авианалёта.

Черви здесь проблема. Гварда, когда ей приказывают, умудряется накопать десятка полтора, но они тоненькие, как ниточки. Наш навозный червь по сравнению с местным – просто анаконда.

В посёлке куаньяма костёр горит прямо в кимбе. Дым выходит через солому, покрывающую её сверху, и через щели между круглым корпусом этого шалаша и кровлей.

В саванне и мате здесь травы по колено, по грудь, местами выше человеческого роста. Во дворах же её не увидишь. Голая красновато-серая земля, как на спортивной площадке. Может быть, специально вырывают её.

Сейчас время созревания трав. Это настоящее бедствие. Если пройти по ней в кедах и носках, и не в ФАПЛе, а в трико, то потом каждое движение будет неприятным из-за зудящего покалывания сотен острейших семян с цепкими же ниточками. По полчаса потом дома уходит на выдёргивание их из одежды.

Мой приятель, начальник штаба бригады, избил солдата. Самого битья я не видел, но услышал разговор наших офицеров: «Что это за боец там лежит?» – «Да начштаба сейчас бил», и обратил внимание на лежащего, как оказалось, без сознания солдата. Это здесь, видимо, в порядке вещей, никто из других солдат и не думал вздыхать или возмущаться – дисциплина.

Аугушто небольшого роста, худенький кимбунду с маленьким, тонким, немного курносым носом и печальными глазами.

24 мая

После обеда все наши курят в кимбе перед входом и быстро расходятся спать. А вот после ужина рассаживаются (у каждого есть свое место, ящик, скамеечка) и начинают болтать.

Вот так позорно и закончился бой. Уже несколько минут тишины и полного отупения. Ненасытное гудение мух, живущих нашим грязным войском.

Повылазили из люков на броню, мокрые до трусов, закурили. Я и Борис бросили фляги с водой вниз, в любимый БТР, чтобы старший помыл задницу и переоделся. Семёныч потом приберёт. Гаврилов отстегнул свою флягу, плюнул и пристегнул назад.

Спрыгнули на траву, в тенёк, ближе к земле: ощущение опасности не отпускало.

Серёга выглянул из левого переднего люка:

– Триплекс заклинило, командиры! Будете теперь из башни мне подсказывать: «Налево, Серёженька, а вот сейчас, пожалуйста, направо».

Этот жилистый парень, майор с жестоким взглядом, встав по пояс в люке, посмотрел на солнце, зажмурился и со всей силы ударил кулаком по нашему защитнику-дому. Зелёная майка аж черная от пота. Упёрся ладонями в горячую броню, выругался и, как всегда лихо, перевернувшись через голову, прочно встал на землю. Шутник…

Замполит возник вроде бы ниоткуда и, как за ним водилось, не глядя никому в глаза, завздыхал.

Семёныч, прищемив ноздрю, очень по родному сморкнулся. Негритята нехотя начали поднимать и перетаскивать ближе к дороге раненых, в основном – контуженых.