– Ты похудела? – прошептал он.

Она закрыла ему рот. По телу пополз колючий жар. Она увидела постер «Лицо со Шрамом» на стене и стопку книг на прикроватной тумбочке. «Алхимия финансов». «Слово в защиту Израиля».

– Прости. Я не могу.

– Что не можешь?

В реке плавала ее блевотина.

Мэгги проглотила ком в горле:

– «Алхимия финансов»? Не слишком возбудительно.

– Сказала мажорка с открытым на ее имя трастовым фондом.

– Ты совсем охренел? – Она скатилась с него, легла на спину и скрестила руки на груди. – Лучше бы молчал, ей-богу.

– Извини.

– Зачем ты так сказал?!

– Мэгги, – взмолился он, – прости!

– Кончи уж как-нибудь сам.

Он закрыл глаза, положил руку ей на бедро и минуту спустя, застонав и содрогнувшись, замер.

– Что я вообще тут делаю… – сказала она.

Они молча лежали рядом. Дыхание Майки успокоилось. И тогда он спросил, не приехал ли к ней отец.

Мэгги прыснула:

– Я голая. Ты голый. Что за вопрос, блин?!

– Так он приехал?

– Нет…

– Ты недавно с ним виделась?

– Нет!

– Тогда, может, с братом встречалась?

Она покраснела:

– Тебе-то какое дело?

– Просто интересно.

– Интересно.

– Просто в универе ты начинала первой, когда хотела выпустить пар.

– Неправда!

– Вспомни-ка: после Дня благодарения, после зимних каникул, в родительский день…

– Ладно, ладно, ладно!

Ну вот опять: восприимчивость и наблюдательность. Откуда? Может, она недооценивала Майки? Хотя, откровенно говоря, недооценивать его было очень легко. Да и вообще – выносить ему оценку. Он был еврейский мальчик из Уайт-плейнс. Мэгги даже никогда не спрашивала его о детстве, ведь все и так было предельно ясно: летний лагерь, непременное участие в Маккабианских играх, проникновенная речь на бар-мицву (написанная в соавторстве с гиперопекающим родителем). Экзамены на «отлично», бесплатная поездка в Израиль…

– Знаешь, это был даже не трастовый фонд. Я вообще не мажорка, если уж на то пошло. Ты ведь это понимаешь?

– Не совсем.

– Бездушная скотина!

– Ну серьезно, в чем разница-то?

– Во-первых, никакого трастового фонда на мое имя нет. Просто я получила наследство, потеряв очень близкого человека. Во-вторых, до смерти мамы я даже не знала, что мне полагается какое-то наследство. У меня нет мажорского менталитета, а именно это имеют в виду люди, называя кого-то мажором. И в-третьих, я отказалась от денег!

– Неужели?

– Да!

– Только ты еще не совсем от них отказалась, верно?

– Откажусь!

– Нельзя сказать: «Я отказалась от денег», если деньги до сих пор лежат в банке. На твоем счете.

Мэгги фыркнула:

– Ну, извини. Слушай…

Проблема Майки, вдруг осознала она, – не столько моральные изъяны, сколько его жизненная траектория. Он во всех отношениях хороший человек, который слишком быстро вырос. Международные финансы, лишний вес, политический консерватизм – разве так полагается жить молодому парню двадцати с небольшим лет? Зато Мэгги делает все правильно: проживает молодость на полную катушку, пренебрегая благами и привилегиями, и изо всех сил приносит пользу миру…

– Ты слушаешь? – спросил Майки. – Ты по-прежнему мне небезразлична, говорю.

– Я пойду.

– Останься. Прошу тебя. Давай поговорим.

Мэгги потрясла головой:

– Я лучше умру, чем буду жить в изобилии.

К тому же ей было давно пора возвращаться в Куинс. Надземка понесла ее на восток, мимо верхних этажей заброшенных складов с разбитыми окнами. Пролетавшие за окном районы становились все менее облагороженными, приходили в упадок и честно рассыпались в прах. Сойдя на станции «Миртл-Уайкофф», Мэгги побежала забирать из школы братьев Накахара. Оксана работала допоздна, а ее муж свалился с гриппом и не мог встать с постели.

Мальчики посещали чартерную школу, расположившуюся в старинном здании методистской лечебницы. Невероятная викторианская громадина возвышалась практически на тротуаре, словно бы говоря: «Взгляните-ка на меня, хм». Крыша взмывала в небо шпилями и шипами. Узорчатая кирпичная кладка была испещрена бледными камешками. Кучки мусора украшали узкий двор с четырьмя баскетбольными кольцами – кольца висели в пустом пространстве, на тонких столбах без задников.

Мэгги подбежала к школе ровно в три часа, когда из скрипучих ворот начали просачиваться дети с крошечными рюкзачками и ланчбоксами. Бруно и Алекс вышли чуть ли не последние. Их сопровождала суровая тетка в парике и вязаной кофте. Алекс побежал вперед, а Бруно уныло плелся рядом с мучительницей.

– Это ваши? – спросила она Мэгги.

– Э-м…

– Вы их няня, так?

– Скорее ментор дефис тьютор… Лайф-коуч, только без нью-эйджевской ахинеи.

– Ладно, не важно. Втолкуйте этому человеку, что насилием делу не поможешь, – сказала она, крепко удерживая Бруно за загривок. – Он сегодня избил ни в чем не повинного маленького мальчика!

– Бруно! – охнула Мэгги.

– Я надеюсь, вы его накажете? – спросила тетка.

– Хорошо.

– Обещаете?

– Прошу прощения?